Ожерелье Дриады - стр. 38

Багров оглянулся на волчицу. Та терзала колбасу, заглатывая непрожеванные куски. Собственная уникальность, похоже, мало ее заботила. Бэтла сидела на корточках и, разглядывая волчицу, о чем-то думала.

– Когда я училась в шестом классе, мы пошли в поход, – вспомнила она. – Каждый пер свои вещи и какую-то часть общих. Мальчишки тащили самое тяжелое – котел и две здоровенные палатки. У меня же в рюкзаке лежала часть общей еды. Как сейчас помню: плавленые сырки, две буханки «Бородинского» и пакета три шоколадных конфет… Это было невыносимо: нести и не иметь право ничего съесть! Я мучилась, потела, терзалась, как никогда в жизни. Точно в масле меня варили. Под конец я умоляла, чтобы мне дали нести котел, или палатки, или лопату, – только бы отобрали эти проклятые конфеты. А Томка, например, запросто смогла бы нести рюкзак, полный еды, а вот на хорошие боксерские перчатки, капы и шлем у нее не хватило бы беспристрастия – жабеныш бы задушил.

Багров, недоумевая, посмотрел на нее.

– Ты это к чему? – спросил он.

– К тому, что каждый борется со своими тараканами. Я потом часто вспоминала этот случай, когда мне было тяжело. Кому свет может доверить свою силу, как не тем, кто способен ограничить себя и не стать жертвой этой силы? Все другие ненадежны. Понял?

– Я тупой, – буркнул Багров, которому в данном случае невыгодно было проявлять себя понятливым.

Оруженосец Бэтлы хлопнул его по спине. Вроде как дружелюбно, но одновременно и с предупреждением.

– Я тоже тупой, и поэтому представляю себе все просто. В магазин любишь ходить? Замечал: если просто отвертку покупаешь – служит долго. А если решишь выпендриться и купишь что-то комбинированное, скажем, отвертку с фонарем и плоскогубцами – через два дня окажется на помойке. Так и люди. Пока ты просто молоток – ты служишь. Но как только захочешь быть одновременно шилом или миксером – ты труп.

«И этот зануда! Спелись!» – подумал Багров.

Их слова сверлили Матвею мозг. Как бы ему хотелось, чтобы Ирка стала его собственностью, чтобы не делить ее со светом. Но, увы, это было невозможно. Чем больше он пытался выгрызть ее для себя, тем сильнее все портил. Последнее же время ощущал себя Иванушкой-дурачком, только что спалившим лягушачью шкурку Василисы, а заодно ее гражданский паспорт и трудовую книжку.

– Я бы не сказал, что ты так уж усердно служишь свету! Бродишь по городу, деревья рассматриваешь, на тучки зеваешь. Ну размажешь порой комиссионера-другого, только и всего, – сказал он, желая кольнуть Бэтлу.

– Когда тебе больно, пни кого-нибудь – появится компания, с кем поплакать, – сквозь зубы проворчал оруженосец.