Ожерелье Дриады - стр. 16
Корнелий появился почти сразу. Он был заспанный, злой и в одном ботинке. Флейту он, однако, захватил с собой и даже успел примкнуть к ней штык.
– Чего тебе? Троих ты ухлопала! Дрыхнут как суслики! – хмурым шепотом сказал он Дафне, с сожалением обнаружив, что врагов в комнате нет и крошить некого.
Дафна молча показала ему ладонь. Корнелий моментально перестал болтать и принялся откручивать мешавший ему штык.
– Без паники! Ничего ужасного не произошло! И без пальцев люди живут! – бормотал он.
«Хорошенькое утешение!» – подумала Даф, наблюдая, как он подносит флейту к губам.
С маголодиями Корнелий напортачил и, останавливая кровь, сделал так, что шрам на ладони у Даф покрылся темным, очень густым мехом.
– Фа диез! Понимаешь: ди-ез!!! – подсказала Даф, попутно ощущая, что у нее начинают расти и увеличиваться передние зубы. На ножки табурета она смотрела теперь почти хищно.
– А, ну да! Фа – это для раненых бобров! Как же я мог перепутать? – спохватился Корнелий.
– Не фолфай! Сфевай фто-нифуть! Или я тефя уфююю! – с усилием произнесла Даф.
Передние зубы уже доросли у нее до середины подбородка, и это, видимо, был еще не предел.
– Уфююю – это как? – заинтересовался Корнелий. – Кстати, тебе никто не говорил, что ты похожа на саблезубого бобра?
Дафна молча пнула его. Связной света предусмотрительно отскочил и, хихикнув, исправил ошибку.
Убедившись языком, что ее зубы вернулись к прежнему размеру, Даф сердито оттолкнула Корнелия и подошла к окну. При лунном свете заметно было, что рана закрылась. Кровь больше не бежала, однако Дафна ощущала в глубине ладони холодную пульсацию. Боль, проникшая под кожу, жила внутри и никак не могла утихнуть.
«Странно. По идее, исцеление должно быть полным», – растерянно подумала Даф.
Проверяя, она несколько раз сжала и разжала ладонь. Пальцы повиновались, хотя и с замедлением, как у человека, вернувшегося с мороза. Все же их подвижности хватило, чтобы маголодией очистить ковер от крови.
– У-эээ! Бли-ии-ин! Бы-ы-лиии-и-и-ин! – заохал кто-то рядом.
Оставленный без присмотра, Корнелий додумался выкатить из-под кровати штангу Эди, попытался приподнять и, благополучно опустив себе на ноготь большого пальца, занялся печением блинов и сочинением былин.
Зозо зашевелилась под одеялом. Меф открыл глаза и сел на диване. Даф даже позавидовала, как Корнелию легко удалось его разбудить. Уж она-то хорошо знала, каких усилий ей всегда стоило поднять Мефа. У них даже особый термин существовал – «стоять над диваном», где-то равный по смыслу «стоянию над душой». «Стояние над диваном» заключалось в том, что она, Даф, прыгала по комнате общежития озеленителей, терла Буслаеву уши, забирала одеяло и монотонно повторяла намеренно противным голосом: «Вста-а-авай! Вста-а-авай! Вста-а-вай!»