Отъявленные благодетели. Экзистенциальный боевик - стр. 19
– Что это было?
– Прорыв плотины.
– Какой плотины?
– Не знаю. Знаю, что ты мать всех щелок. Матерь Богов.
– А ты Приап Сперморожденный.
Я заржал. Она тоже. Это было что-то нервное, даже страшное, как возвращение к себе после долгой отлучки. Сучки-случки-отлучки! Такая вот белиберда в голове, представляете?
Я сполз с Ангела и закурил прямо в купе. Посмотрел на часы. Нехило мы вздремнули. Возвращение в реальность было паскудным. Как будто я пас единорогов, а теперь снова буду пасти свиней.
– Слушай, я вся в крови.
– Посмотри на мою спину.
– О Господи! Это я?
– Ты. Или буфетчица. Технически она могла проскользнуть в купе и поцарапать меня граблями.
Меня несло. Когда меня несет, я задаю вопросы.
– Ангел, ты слишком хорошо говоришь и шикарно думаешь для продавщицы мясного отдела. Кто ты?
– А тебе не кажется, что во мне должна оставаться тайна?
– Тайн не осталось. Сейчас они выглядят искусственно. Ты не чувствуешь?
– Чувствую. Ты имеешь в виду соитие?
– Да. Соитие. Очень точное слово. У меня раньше не было соитий. А у тебя были?
– Нет.
Если б могли, мои брови убежали бы на затылок.
– Кто ты, Ангел?
– Ну, хорошо. Я родилась в селе Верещагино в семье библиотекаря. Меня мама одна воспитывала, отец рано умер. Потом я уехала в Пермь, чтобы стать актрисой. Не поступила. Осталась. Пошла по рукам. Оказалась на панели.
– А как ты сошлась с Бориской?
– Я подсела на героин. До ручки дошла. Уехала в православный реабилитационный центр. Ну, можешь представить: строгие матушки, власть обряда. Соскочила. Вернулась в Верещагино. А там Борис храм строит. Он тогда не пил, вырезал по дереву. Талантливый был. Талантом и подкупил.
– Почему ты не ушла, когда он запил?
– Ты жестокий. Не ушла, потому что он во мне нуждался. Я ведь любила его. Хотела ему помочь, спасти, а потом несла крест. Когда не знаешь, зачем живешь, крест помогает, даже если он тяжелый.
– Ты реально Ангел.
– Не смеши. Я мать всех щелок. Матерь Богов. Я два года мастурбировала в ванне, вспоминая твои губы и глаза.
– Офигеть! Я занимался тем же самым. Ну, не два года, но год точно. Я обрадовался, когда узнал, что Бориска умер.
– Я тоже.
– Интересно, это честность или ужас?
– А какая разница? Ты понимаешь, что по законам жанра теперь ты должен рассказать о себе?
Внутренне я вздрогнул. Правду обо мне знали только два человека: детектив Федор Фанагория и помощник патологоанатома Саврас. Они были моими друзьями и сослуживцами. Круг друзей я расширять не собирался ни за какие коврижки. Сраный мудак. Сначала докопался до Ангела, а потом решил дать заднюю. Нужна была тебе ее классическая история? Я снова замер между отчуждением и самоубийственной искренностью. Меня спас проводник Андрей. Олень постучал в дверь. Я отреагировал с преувеличенной резвостью. Мигом завернулся в одеяло и открыл. Андрей окинул нас подозрительным взором.