Отвергнутая. Игрушка для Альф - стр. 37
Закрывают глаза.
Умирают.
Они умирают!
Лес стих, прислушиваясь в их дыхание.
— Пирожные! — взвизгиваю я, сжимая кулаки. — Я обещала вам пирожные! И никто из нас не отказывался от сделки! И вы дали слово их съесть! И его принял Лес!
20. Глава 20. Вот мерзавка
— Нет! — кидаюсь к Анрею и Эрвину. — Нет!
Кровь и в их ушах, и в уголках их мутных глаз. Глухо рычат, срываясь на всхрипы, когда я их трясу.
— Слово Альф — закон! — в отчаянии кричу я. — Мне не было сказано о смерти! Не смейте!
Лес ждет.
— Не смей! — хватаю за уши сначала Эрвина, вглядываясь в его морду потом Анрея. — Не смей! Мы не закрыли сделку!
Меня бьет крупной дрожью, и мне остается только кричать в бессилии перед жестокостью Леса и Луны. Вот от любви не умирают! Да, она делает больно, но она не убивает, как эта гадкая Истинность!
Анрея и Эрвина пробивают судороги, и я вою в отчаянии, накрыв лицо руками.
— Умоляю… заклинаю… Отец наш Солнцеликий… Они же и твои дети… Они и под твоим светом ходят… Без твоего Света и Леса не было… Не дай им умереть, — поднимаю лицо к солнцу, что выжигает глаза, но я не смыкаю веки, — защити их, если Мать луна не в силах этого сделать…
Слезы текут по щекам, и солнце расплывается белым светом.
— Умоляю… Не Мать Луна дает жизнь Лесу, а ты, Отец…
Рык, конвульсии, и Анрей с Эрвином захлебываются в крови. Шерсть редеет, суставы с хрустом выворачиваются, а лапы вытягиваются в руки и ноги.
Рык обращается в стоны. Лежат на спинах, тяжело и хрипло дышат с закрытыми глазами. Бледные, осунувшиеся и с темными кругами под глазами. Волосы — сухая солома, губы — синюшные и в крови.
Но они живы, и дышат.
— Эрвин, — шепчу я, — Анрей.
С трудом разлепляют веки. Глаза блеклые.
— Они мертвы, Ягодка, — сипит Анрей.
И в его зрачках я вижу отчаяние, гнев и страх.
— Нет, вы живы — шепчу я.
— Наполовину, — едва слышно отзывается Эрвин. — Они ушли, Ягодка.
Закрывают глаза.
— Эй! — похлопываю их по щекам. — Очнитесь!
Не реагируют, но дышат. Тяжело и с присвистами.
— Устроило тут богохульство, — раздается тихий и отстраненный голос Жреца. — Где это видано, чтобы молились Солнцеликому в Лесу.
Загнанно оглядываюсь и сглатываю:
— Они очнутся?
— А куда они денутся, — Жрец недобро щурится. — Только будут ли они этому рады?
— Они живы…
— И без Зверя, — цыкает Жрец. — Для оборотня смерть была бы предпочтительней.
— Ничего подобного, — шепчу я. — Все можно исправить, кроме смерти.
— Думаешь?
— Я это знаю.
— Сделка спасла близнецов или твоя молитва? Как считаешь? — вскидывает бровь.
— А какая разница?
— Я думаю, что вмешался Солнцеликий, — Жрец щурится. — Я впервые за долгое время почувствовал себя слабым под его Светом. И неудивительно, столько веков прожить и ни разу не попросить о его милости, но мне не положено. Я в рабстве у Матери Луны, а она ревнивая и упрямая сука.