Отторжение - стр. 7
– Рита! – обрываю.
Ну, все же знают, что я не выхожу. Все всё знают и периодически пытаются что-то предложить. Как будто я забуду что ли? Ах, да, конечно, поехали на реку, а потом сходим в кино, прогуляемся, накупим всякой всячины, посидим в «KFC». Ой, простите, я же совсем забыл, что я урод, и все вокруг будут таращиться на меня, дети будут показывать пальцем, родители одергивать их и шипеть, что так нельзя. А потом будут жалеть, охать и стыдливо отводить глаза. Нет, ничего я не забыл. И поэтому никуда я не пойду.
Шон
Возвращаюсь домой из школы. Открываю дверь. Рюкзак сползает с плеча. Волоку его за собой на второй этаж. В комнате стягиваю кеды, бросаю толстовку на кровать. Осень в этом году жаркая. Вообще, с погодой творится черт знает что. Иногда думаю, лучше бы согласился на переезд, когда папа предлагал. Умотали бы куда-нибудь на север, в Массачусетс, или в Мэн, или вообще на Аляску. Папа бы, конечно, не согласился так далеко, но Аляска было бы самое то. Но, фиг знает, почему, остались, а теперь уж папа и слушать меня не станет.
– Шон, милый, – мама быстро поднимается по лестнице и подходит к моей комнате. – Как дела в школе?
– Как всегда, – отвечаю, не глядя на нее.
– Что-нибудь будет в честь Хэллоуина?
– Ага, – бурчу, – наряжусь в самого себя и пойду на кладбище…
– Шон, – мама качает головой.
– Что?
– Сейчас папа вернется. Будешь ужинать?
– Нет.
Она окидывает взглядом мою комнату.
– Может, уберешься, а то как-то у тебя неопрятно…
У меня комната – полный бардак. Книги, учебники свалены у стола в стопки, которые напоминают съезд пизанских башен. Часть одежды – на стуле возле шкафа, стол и подоконник завалены обрезками бумаги, чертежами, тюбиками клея, готовыми и не получившимися деталями бумажных макетов зданий. Тут же – карандаши, линейки, кисточки, вымазанные белой гуашью и баночки с краской. Спортинвентарь и смятые старые плакаты мама не видит – они под кроватью. В углу, один на другой громоздятся готовые архитектурные макеты. Дом в викторианском стиле давит на крышу американской закусочной, полукруг стадиона выглядывает из-под Эмпайр-Стейт-Билдинг.
– Да ладно, мам, нормально, – говорю и кидаю рюкзак прямо на макеты. Они глухо хрустят.
– Зачем ты так, Шон! – мама поджимает губы и качает головой. – Такие красивые! Мне они очень нравятся…
– Да, фигня.
После ужина, уже поздно вечером, когда родители смотрят телик внизу, спускаюсь съесть сэндвич.
– Поешь нормально, Шон, – говорит мама, – там, в холодильнике, курица и салат.
– Угу, – киваю.
Когда отламываю крылья у запеченной курицы, в кухне появляется папа. Я стою спиной и не вижу его, но узнаю по шагам. И еще по тому, что за секунду до него в помещении всегда появляется разочарование.