Оттепель на закате - стр. 3

– И тут же лишился бы своих седых мохнатых шаров, умник, – прокомментировала, как всегда, Андре, женщина Танхорда, невозмутимо выпускающая струи дыма к терявшемуся в темноте потолку схрона.

Я снова вдохнула глубже дикую смесь местных ароматов и открыто улыбнулась от теплого чувства, разлившегося внутри. Кое-что никогда не меняется. Андре и Тархорд вместе уже совершенно невообразимое количество времени, уж точно больше, чем я живу, и каждый год, еще с тех пор, когда я приходила сюда с отцом, повторяется одно и то же. С самого первого раза Танхорд начал отпускать шуточки о цвете моих глаз и волос, и о том, как однажды я начну вертеть мужчинами как вздумается, и с тех пор не унимался. Годы спустя мой Джон поначалу жутко на это напрягался. А потом привык и только удовлетворенно посмеивался и шептал, потираясь лицом о мой затылок, что чертов старик прав, вот только другим дано лишь смотреть на то, чем всегда суждено владеть ему одному. Только его «всегда» оказалось таким недолгим… От этой мысли уже какое-то время не начинали слезиться глаза, и не перехватывало в груди как от удара по ребрам наотмашь. Острая, как жесточайший ожог, боль, не дававшая раньше дышать, стала ноющей, непроходящей тоской, что только долгими зимними ночами становилась слишком свирепой, чтобы ее можно было вытерпеть без сдавленного воя.

– Элли, Саймон со своей юной супружницей тоже здесь, – тихо предупредил меня Танхорд, разжимая свои объятия, и я поморщилась, невольно тут же заметавшись взглядом по присутствующим.

Саймон, брат моего Джона, нашелся в противоположном от меня конце первого зала схрона и, естественно, заметил меня раньше, чем я его. Как минимум, на полголовы возвышающийся над остальными, светловолосый, широкоплечий, с обманчиво открытым взглядом больших голубых глаз. Такой до пронзающей навылет острой муки похожий на моего Джона и настолько бесконечно другой. Моя постыдная ошибка, слабость, которой поддалась, не зная, как выплыть из бесконечно длящейся боли утраты, и что теперь аукается при любой возможности.

– Ничего, переживу, – пробормотала я, отворачиваясь от мужчины, что откровенно похотливо улыбнулся мне через всю толпу, совершенно не смущенный присутствием заметно беременной жены рядом.

Впрочем, я уже давно усвоила, что Саймону совершенно чужды смущение, неловкость, как и большинство принципов общепринятой морали. Абсолютное бесстыдство и бесконечный эгоизм – вот основа его натуры. Во всем. Этим он тоже тогда показался мне похожим на Джона, притянув меня из-за того, что никак не могла отпустить любимого. У моего супруга не было никаких границ там, где дело касалось нашего удовольствия. Кроме одной. Моего нежелания или дискомфорта. Но он никогда не был лживой, манипулирующей и эгоистичной тварью, самоутверждающейся за чужой счет, в отличии от Саймона.