Оттепель 60-х - стр. 1

Мне вдруг вспомнился буровой рабочий Володя, который всё время воскрешал вслух свою службу в армии, хотя «положенных» три года ему не довелось отслужить – он был из-за болезни печени комиссован. Но рассказывал он об армии очень часто и вожделенно. Я даже подумал тогда, неужели этому человеку не о чём говорить, кроме армии. А сейчас этот момент неожиданно напомнил о той, прошлой уже жизни и о судьбе не состоявшегося воина – Володе.

Тогда наш буровой отряд стоял в небольшом посёлке, в котором учёные проводили какие-то исследования по животноводству. Как раз для них мы бурили скважины на подземные воды. После того как прямо в посёлке скважина вскрыла самоизливающуюся пресную воду отличного качества, руководство научного института сделало заказ на бурение ещё нескольких скважин. Благодаря этому мы и провели в населённом пункте целую зиму, вместо того чтобы совершать то и дело переезды на другие объекты, которые выпадали чаще всего на безлюдные места. Одним словом, нам повезло, и вскоре мы вступили в тесное общение с местным населением. А Володя, который часто вспоминал армию, подружился с одной местной девушкой. Звали мы её «пончиком». Её пухленький, улыбчивый и доброжелательно-располагающий вид как нельзя лучше подходил под это определение. Через некоторое время Володя женился на ней, и у них родилась дочь.

Вместе с Володей в отряде работала его старшая сестра. Она-то и потянула его за собой в буровую бригаду, где была поварихой. Причём прекрасно справлялась со своими обязанностями, за что и была всеми уважаема. Помимо кухонных блюд, она отлично выпекала домашний хлеб в печке, сооружённой во дворе, стирала всему отряду бельё и наводила порядок. Один сменный мастер белорус, по фамилии НикифорОвич, пристроился к ней по-семейному, отчего бригада выиграла, так как с тех пор только он носил поварихе воду, рубил дрова и, любовно воркуя, был у неё на подхвате.

Но случилось так, что Володя вскоре умер от болезни печени, а буквально через два месяца вслед за ним ушла из жизни и его сестра от онкологического заболевания. «Пончик» осталась с ребёнком на руках, а Иван НикифорОвич – без любимой подруги. Через некоторое время они объединились и создали полноценную семью. Об этом я узнал значительно позже, когда Никиворович стал старшим мастером и уже сам руководил буровой бригадой.

А сейчас я думал, за что же Володя так полюбил армию? Признаюсь, когда я начинал службу, меня страшно всё угнетало. Помнится, я подходил к солдатам третьего года службы и спрашивал: «Ну, хоть что-то есть здесь хорошее, что утешило бы душу?» И старослужащие, которые с виду были самодостаточные и бравые, отвечали: «Да ни хрена тут нет хорошего». Один даже с усмешкой спросил: – А сколько тебе ещё служить? – Тридцать шесть месяцев, – отвечаю. – Вешайся, говорит он. – А ты почему не повесился? – спросил я. – Мне было некогда, – хохотнул он.

Душевный разговор

Молодой солдат своему земляку:

– Забрали в самый расцвет юности. Тебе хорошо: ты женщину познал. В твои-то годы чего не служить?

Ефрейтор Кандаков: – Ну, и что из того, что познал и даже женился на ней до армии. Не прошло и полгода службы, как она нашла другого.

Сержант Горбатенко (встревая в разговор):

– Зато я вернусь, а у меня, хоть и не женат, но уже ребёнок будет. Нинка пишет: «Хорошо ты постарался в отпуске, как с цепи сорвался». Только меня сомнения берут: мой ребёнок или нет? Слишком она соблазнительная. А Петька, корефан с соседней улицы, давно на неё глаз положил.

– Да чего тебе сомневаться-то, ты же «фиксатый» (у Горбатенко на зубах две фиксы)? – рассмеялся ефрейтор Кандаков. – Вернёшься из армии, встретишься со своей Нинкой, возьмёшь на руки ребёнка и скажешь: « Открой ротик, малыш». И если зубки у малыша железные, значит, – твой, а если нет, то Петькина работа.

– Да ну тебя, не трави. И так тошно, – не принял шутку сержант.

– А ты не сомневайся, ревнивец. Надо было раньше думать. Лучше всех, конечно, Валерке Шлоссеру. Его Надька следом за ним приехала, устроилась здесь кондуктором на автобус. Теперь каждое его увольнение – для них