Отсрочка - стр. 23

– Знаю, – кивнула Марсель.

Старуха повернулась к Даниелю и погрозила ему пальцем:

– Ах, месье, нужно быть к своей жене внимательным; сейчас надо ей во всем потакать.

Марсель улыбнулась.

– Он ко мне внимателен, – заверила она. – Я сама захотела пройтись пешком.

Она вытянула руку и погладила мальчика по голове. Вот уже недели две, как она интересовалась детьми; это пришло внезапно. Она трогала и щупала их, как только они оказывались в пределах ее досягаемости.

– Это ваш внук?

– Нет, сын моей племянницы. Ему около четырех.

– Хорошенький, – сказала Марсель.

– Да, когда послушный. – Старуха понизила голос: – У вас будет мальчик?

– Не знаю, – сказала Марсель, – я бы очень этого хотела!

Старуха засмеялась.

– Каждое утро нужно молиться святой Маргарите.

Наступила округлая, населенная ангелами тишина. Все смотрели на Даниеля. Он склонился над тростью, смиренно по-мужски сурово потупив глаза.

– Простите за беспокойство, мадам, – мягко сказал он. – Не соблаговолите ли принести для моей жены чашку молока? – Он повернулся к Марсель: – Вы выпьете чашку молока?

– Сейчас принесу, – отозвалась старуха. Она исчезла в кухне.

– Сядьте рядом со мной, – предложила Марсель.

Он опустился на скамейку.

– Как вы предупредительны! – воскликнула Марсель, беря его за руку.

Он улыбнулся. Она растерянно смотрела на него, а Даниель продолжал улыбаться, подавляя зевоту, растянувшую ему рот до ушей. Он думал: «Недопустимо выглядеть до такой степени беременной». Воздух был влажным, слегка горячечным, запахи плавали неуклюжими сгустками, как водоросли; Даниель пристально смотрел на зелено-рыжее мерцание кустарника по другую сторону изгороди, его ноздри и рот были полны листвой. Еще две недели. Две зеленые мерцающие недели, две недели в деревне. Деревню он ненавидел. Робкий палец прогуливался по его руке с неуверенностью ветки, колеблемой ветром. Он опустил глаза и посмотрел на палец – белый, пухловатый, на нем было обручальное кольцо. «Она меня обожает», – подумал Даниель. Обожаемый. День и ночь это покорное и вкрадчивое обожание втекало в него, как живительные ароматы полей. Он прикрыл глаза, и обожание Марсель слилось с шумящей листвой, с запахом навозной жижи и эспарцета.

– О чем вы думаете? – спросила Марсель.

– О войне, – ответил Даниель.

Старуха принесла чашку пенящегося молока. Марсель взяла ее и стала пить медленными глотками. Верхняя губа глубоко погрузилась в чашку и шумно втягивала молоко, с певучим звуком проникавшее ей в горло.

– Как приятно, – вздохнула она. Над ее верхней губой обозначились белые усики.