Отрешённые люди - стр. 8

Ноги вмиг сделались ватными, и он медленно опустился на разбитую конскими копытами дорогу и облегченно, заранее смирившись со всем, закрыл наполненные невесть откуда взявшимися слезами глаза.

Тобольский губернатор Алексей Михайлович Сухарев в силу своего высокого положения нечасто появлялся в стольном сибирском городе, а все больше разъезжал по многочисленным окраинным городам и провинциям, проверяя вверенных ему воевод и прочие государевы службы. Губерния, которой он управлял, больше походила на королевство: от самого Тихого океана вплоть до Уральских гор распростерлись необъятные сибирские леса, тундры, степи, горные хребты и ущелья. Пока до конца губернии доберешься, хотя бы день другой в каждом городке задерживаясь, глядишь, полгодика уже минуло. Но деваться некуда, служба, она служба и есть, терпи, коль очутился в губернаторском кресле, жди срока, когда обратно в Петербург призовут, иное назначение предложат. Ладно, коль подобру, а то всякое случиться может, скольких его предшественников по судам мыкали, до конца дней спокойно жить не давали.

Он со своей должностью птица малая, что кулик в гусиной стае, а иные из вельмож, на которых он ранее и глаз при встрече поднять не смел, теперь вот под его началом в местах не столь отдаленных очутились: герцог Курляндский Бирон – в Пелыме захудалом, фельдмаршал граф Миних – в морозном Березове, граф Остерман, уж до чего увертлив был, а тожесь не миновал Сибири и, царство ему небесное, той мерзлой землицей и присыпан на веки вечные. Судьба-злодейка крутит человеком, словно буря древесным листом, зашвырнет, завеет в такую тмутаракань, что и язык не повернется название того гиблого места выговорить.

Алексей Михайлович сидел, откинувшись в кожаном кресле, упершись ладонями в подлокотники и чуть полуприкрыв глаза. Губернаторский дом, перестроенный еще до него прежними сибирскими управителями из старого воеводского, больше похожего на острог, чем на парадный дворец, хранил в себе десятки запахов, оставленных прежними постояльцами, иногда год, а то чуть поболе задерживающимися на сибирской земле. Тут смешался крепкий запах дегтя и подопрелой бумаги, несло кислой овчиной из плохо прикрытых дверей, а самое главное – изо дня в день неистребимо витал угарный запах от рано закрываемых извечно полупьяным истопником печных заслонок. Окна, по стародавнему сибирскому обычаю, наглухо запечатывались на зиму, и свежий воздух попадал в губернаторский кабинет разве что вместе с робко гнувшими спину посетителями и тут же исчезал, как снежинка, порхнувшая на жестяную поверхность жарко натопленной печи. Хотелось или открыть дверь настежь, впустить побольше свежего морозного воздуха, а еще лучше отложить все дела, коим конца-края не видно, и упасть в санки, поехать просто по городу, а лучше на плац парадную площадь, где в это время непременно муштровали набранных с осени рекрутов и можно вволю насмотреться и насмеяться на их крестьянскую неловкость, нерасторопность. Да мало ли куда мог отправиться хозяин города, края, не имея подле себя иного начальника, кроме портрета государыни императрицы, висевшего в тяжелой, аляповато сработанной раме позади губернаторского кресла. Но Алексей Михайлович, сызмальства приученный, что долг гражданский прежде всего и дело государственное требует полной отдачи сил и здоровья в придачу, не мог позволить себе этакой вольности, а потому изо всех сил терпел и угарный воздух, и духоту, и настырных купцов, битый час сидевших напротив и что-то невнятно излагавших вкрадчивыми голосами, и лишь изредка подносил к носу смоченный в уксусе большой платок с вензелем и, скрывая зевоту, согласно кивал долдонящим о чем-то своем просителям.