Отражение. Зеркало любви - стр. 59

– Во что? – не понял Лоран.

– Дядя, это такая игра в карты. Давайте мы позавтракаем, а потом я вам покажу, как играть.

Лоран чуточку замедленно кивнул.

Ну, если так… посмотрим, что там за игра. И все равно… принц – сволочь! Присылать такое чужой невесте! Слухи же пойдут!

Позавтракать спокойно тоже не удалось, влетел слуга.

– Ваша светлость, там лекарь вас зовет…

Малена бросила все и помчалась туда, куда звали. К Варсону Шефару.

Влетела и поняла – дело плохо.

То ли удар оказался лучше, то ли организм хуже… Малена видела такое в монастыре, Матильда – с бабушкой.

Уже заострился нос, пролегли под глазами смертные тени…

– Ему осталось часа два, не больше… – Лекарь смотрел виновато.

Матильда схватила за руку слугу. Первого, который подвернулся.

– Живо! Во дворец, к Тальферу. Скажешь, что от меня, что все плохо. Ему надо прибыть сюда – срочно.

Стянула с пальца перстень с гербом Домбрийских, сунула парню.

– Покажешь, чтобы тебя к нему пропустили. И Баристу тоже… ЖИВО!!!

Слуга буквально вылетел прочь.

Малена опустилась на колени рядом с Варсоном.

Только бы Барист успел. Только бы…

Посмотрела на лекаря.

– Делайте что хотите, до приезда Тальфера он должен остаться в живых.

Лекарь вздохнул и принялся смешивать какие-то травы.

Когда Барист увидел встрепанного слугу, сердце так и екнуло. Упало вниз, покатилось…

Просто так герцогесса не позвала бы, нет. Раз прислала…

Придворные, стража, слуги – все открывали глаза и рты и не верили себе.

По коридорам дворца, по лестницам несся, словно очумелый, Барист Тальфер, прыгал через ступеньки и орал седлать коня. Без плаща, без шляпы, что случилось-то?

Но задать этот вопрос никто не рискнул.

А Барист гнал коня по Аланее, и мысль была лишь одна: «Я его подставил. Я, я, я…»

В дом Домбрийских он влетел вихрем и пронесся до комнаты, из которой уходил сейчас его друг. Один из.

Верный, надежный…

Уходит.

Даже про себя Барист не мог произнести страшного слова.

Умирает.

Только здесь, в комнате, где остро и зло пахло травами, где горящие свечи подчеркивали смертную печать на лице друга, где бормотал молитвы служитель и сидела, глядя в стену, Мария-Элена, он смог произнести это слово.