Отпусти меня - стр. 2
– Пронаблюдай за ним. Затем перевезешь в палату.
Бросив взгляд на почкообразный лоток, в котором покоилась отделенная рука со скрюченными почерневшими пальцами, Ясень усмехнулся и покачал головой.
– Обратись он раньше, то, даже если бы пришлось лишиться пальца, сохранил бы руку. Кем он там работал? Грузчиком? Теперь он никому не нужен. Он безработный. Нищий.
– Вероятно, он неверно оценил собственное состояние, – пробормотала Надишь.
– Как бы не так! Его доставили к нам с температурой 42 градуса. Поврежденный палец доставлял ему массу страданий. Но он тянул до последнего, терпел, позволив некрозу распространиться на всю пятерню.
Надишь промолчала, хотя знала, что это правда. Только крайняя необходимость приводила кшаанцев в больницу, где им приходилось просить помощи у ровеннцев.
– Какая это по счету ампутация на этой неделе? Седьмая? Восьмая? Некоторые люди так глупы, что ставят расовые предрассудки выше их собственного благополучия, – Ясень сдернул окровавленные перчатки и зашвырнул их в мусорный бак. – Приберись здесь. Позже я жду тебя в моем кабинете. Сейчас… – он бросил взгляд на круглое табло часов, подвешенных к покрытой белым кафелем стене, – …почти семь. В восемь пятнадцать ты должна быть на месте.
В это время ординаторская пустовала. Дежурные врачи появлялись там не раньше девяти, после обхода. Встреча пройдет без свидетелей.
– Вы хотите поговорить со мной? – осторожно осведомилась Надишь. – О чем?
– О, ты узнаешь… – пробормотал Ясень, направляясь к выходу. Он снял маску, а затем и хирургическую шапочку, высвободив свои рыжие волосы. – Ты узнаешь.
Он ушел, оставив ее наедине с бессознательным пациентом. Прооперированная рука, теперь странно укороченная, с торчащей из нее дренажной трубкой, покоилась на сложенной в несколько слоев марле. Несмотря на смуглость кожи, лицо пациента выглядело страшно бледным, но сердце билось ровно, сильно. Холодные, лишенные сочувствия слова Ясеня продолжали громыхать у Надишь в голове: «Безработный. Нищий». Такой молодой… не больше двадцати. Надрывал спину ради куска хлеба, но жил все-таки, строил какие-то планы, надеялся на лучшее. Хватило всего лишь одной щепки от грязного, груженного немытыми овощами ящика, ушедшей глубоко в мякоть пальца, и вся его жизнь пошла прахом. Надишь сцепила пальцы, пытаясь унять дрожь. В восемь… Может быть, уже совсем скоро она сама станет безработной и нищей. Когда тот, кто не проявил сочувствия к этому юноше, определит ее будущее.
Ровно в восемь пятнадцать, угрюмая и настороженная, Надишь шагнула в пустую ординаторскую. Дверь в кабинет Ясеня была приоткрыта, из-за нее сочился свет. При ее появлении Ясень, сосредоточенно делавший записи в медицинской карте, приподнял голову.