Отпуск с папой - стр. 16

Доротея наблюдала за происходящим.

– Боже мой, это никогда не кончится. Что им всем нужно на Нордернее?

– Мы тоже туда едем, – тут же откликнулся папа. – Вы заметили? Большинство этих людей старше вас лет на двадцать и сами несут свой багаж.

– У них чемоданы на колесиках, Хайнц, чего не скажешь о господине с больным бедром за нашим столом.

Хайнц обиженно схватил меню.

– Не знаю, что вы привязались к моему чемодану, – буркнул он, листая страницы. – Колбаски, отлично. На паромах я всегда ем колбаски. Они почему-то оказываются очень кстати.

Я взяла у него меню.

– Мне показалось, ты боишься испорченного мяса.

Хайнц вскинул на меня глаза:

– Но не в колбасках же. Я в это не верю. К тому же я вовсе не боюсь. Так классно даже моя мама не готовила.

Он с интересом огляделся.

– Красивый корабль. И здесь очень чисто. И он больше, чем я думал. Похож на настоящий паром.

– Папа, это настоящий паром.

– На линии Рёмё – Зюльт он больше.

– Ерунда.

Папа начал вставать, но Доротея его удержала. Она уже несколько минут боролась с судорожным смехом.

– Сядь, куда ты рвешься?

– Пойду на мостик и спрошу у капитана. А что это за дурацкий смех?

Доротея попыталась ответить:

– Это… из-за… твоей мамы…

Она захохотала во все горло. И заразила меня.

Папа не понял.

– Ты же не знала мою маму.

Его прервал официант, возникший у нашего столика.

– Что вы желаете?

– Вы знаете габариты судна?

Официант был вьетнамцем. Он дружелюбно посмотрел на нас.

– Только пожелания еды и напитков.

– Хорошо. Тогда я желаю колбаски и кока-колу. А если вы возьмете себя в руки и выберете еду, молодой человек сумеет обслужить еще кого-нибудь.

Я уже снова обрела серьезность.

– С каких пор ты пьешь кока-колу?

– Всегда. Твоя мать думает, что от нее толстеют, и поэтому ее не покупает.

– Когда я была ребенком, ты мне запрещал пить колу.

– Чушь, ее тогда вообще не было.

Доротея все еще не могла справиться со смехом.

– Хайнц, коле больше лет, чем Кристине.

– В самом деле? Значит, она ей тогда не нравилась. Деточка, попробуй сейчас.

Официант терпеливо ждал.

– Я буду воду. И мне нравилась кола.

Папа нахмурился и посмотрел на Доротею:

– Иногда я ее просто не понимаю. Но хотя бы ты выпьешь со мной колы?

На память пришли мармеладные мишки, и я хотела ее предостеречь. Но потом вспомнила, что мне сорок пять и я очень нервная.

Тем временем паром отошел от причала и взял курс на Нордерней. Удивительным образом почти всем пассажирам нашлось в ресторане место, лишь немногие припоздавшие выискивали, где бы им сесть.

Мой взгляд упал на двух громко разговаривавших и смеявшихся женщин. Я обратила на них внимание не только из-за пронзительных звуков, которые они издавали, но и потому, что они умопомрачительно выглядели. На вид им было лет шестьдесят или чуть больше. У той, что поменьше ростом, была высоко взбитая прическа, я такую в последний раз видела у тети Анке на одной из легендарных вечеринок моих родителей. Семидесятые в чистом виде, невероятное количество заколок, усыпанных стразами, лак для волос, на ушах – пряди, скрученные штопором. На даме были красные лакированные кожаные сапоги и застегнутый на все пуговицы пуховик до щиколоток. Температура воздуха при этом по-прежнему достигала двадцати пяти градусов. Вторая была на голову выше – волосы начесаны лишь слегка, кончики, достающие до подбородка, яркого морковного цвета. Ее одежда была чрезмерной даже для семидесятых: розовая шерстяная юбка, красный шерстяной пуловер, оранжевое пончо, желтый шарфик и чулки с пестрым рисунком. Все это вязаное.