Оторва для Ботана - стр. 28
За завтраком обсудили защиту нашей презентации и довольные отправились в офис. Дорогой Колячес смотрел за окно и пребывал в печали.
– Дурные сны? – поинтересовался я участливо.
– Если бы, – горько ответил он, – сладкие! – оу, подумалось мне, что-то новенькое! – С участием твоей мандариновой конфетки.
А вот тут стало не смешно и не до подколов. И хотя я себе вчера решительно пообещал вычеркнуть Маресюк из жизни и сердца, черкатель у меня, видимо, сломался. И слова друга заставили почувствовать болезненный укол ревности.
– Идиот, ты всё-таки, Лис, – сказал он. – На меня такая девчонка и не посмотрит. А ты… – махнул рукой и уставился за окно.
Я ничего не ответил на это, потому что под ложечкой противно ныло и до дрожи в пальцах хотелось вновь коснуться шелковистых локонов, которые вчера трогали мою ладонь, когда я целовал эту рыжую бестию…
Так, о поцелуях лучше не думать, потому что так и в ДТП угадить недолго. Однако до конторы добрались без происшествий. Борисыч встречал нас на входе – сухонький, лысоватый, курносый, – он вовсе не походил на начальника серьёзного учреждения. Но, тем не менее, был им.
До планёрки в обладминистрации оставалось ещё полчаса, поэтому я развернул презентацию на экране в его кабинете и уверено защитил проект. Гордился собой. Колька смотрел на меня с восторгом и поднимал большие пальцы вверх. И даже конкуренты из других отделов приуныли, потому что проект действительно вышел классным.
А Борисыч, напротив, постукивал по столу карандашом и явно пребывал в раздумьях.
– Как рабочая модель пойдёт, – наконец изрёк шеф, страшно картавя. – За неимением другой и времени.
– Рабочая? – осёкся я. – Почему не основная?
Он поднял на меня круглые глаза и сказал:
– Зайду издалека, но чтобы вы, дурни, поняли. Ответьте мне – кто такие архитекторы?
Мы с Колей переглянулись, у меня моментально включился режим отличника и перед глазами высветилась общеизвестная дефиниция… Уже, было, начал озвучивать её, но Борисыч перебил.
– Не, Елисей Петрович, по-писанному я и сам могу. Вы мне от души поведайте. От сердца, так сказать?
Я растерялся, честно признаваясь себе, что не очень понимаю, чего от меня хотят.
Борисыч продолжил сам:
– Архитектор – это художник! Творец! Демиург! – на каждом слове он пафосно воздевал руки вверх. – А значит и работы у него должны быть – шедевры! навека! А у вас что? Что это за мост? Где полёт? Где огонь, я вас спрашиваю? – он грохнул ладонью по столу так, что задрожали стаканы и бутылочки с минералкой. Шеф повернулся ко мне и начал: – Вот представьте себе, Елисей Петрович, юную хрупкую девушку, которая выгибается в страстном томлении. Её маленькие грудки смотрят острыми вершинками вверх, её волосы… Вы представили? – поинтересовался он.