Отныне и вовек (сборник) - стр. 9

– Нефертити, – выговорил он. – Дивное имя. Означает «Прекрасная пришла».

– Надо же, – откликнулась она, – вы угадали.

– Когда мне было три года, меня повели смотреть сокровища Тутанхамона, – сообщил он. – Я разглядывал его золотую маску и воображал, что это мое лицо.

– Ну правильно, так и есть, – ответила она. – Просто вы никогда этого не замечали.

– Не верю своим ушам!

– Надо верить, тогда все сбудется. Есть хотите?

«Так хочу, что просто умираю», – подумал он, не сводя с нее глаз.

– Тогда вперед, – рассмеялась она, – пока не расхотелось.

И повела его на летний пир богов.

Столовая, как и веранда, была самой длинной из всех, что ему доводилось видеть.

Люди, до этого сидевшие на открытом воздухе, расположились теперь по обе стороны необъятного стола и уставились на Кардиффа и Неф, когда те появились на пороге.

В дальнем торце этого стола ждали два пустых стула, и, как только Кардифф и Неф сели, все пришло в движение: раздалось звяканье приборов, над скатертью поплыли блюда.

Салат был умопомрачительно вкусен, омлет таял во рту, а суп оказался бархатно-нежным. Из кухни доносились ароматы, обещавшие на десерт подлинную амброзию.

В полном изумлении Кардифф сказал сам себе: «Стоп, это уже перебор. Надо осмотреться».

Поднявшись со своего места, он направился через всю столовую в сторону кухни.

А в кухне его взгляду предстала смутно знакомая дверца в стене.

Кардифф уже знал, куда она ведет. В кладовую.

Да не в какую-нибудь, а, скорее всего, в кладовку его бабушки. Мыслимое ли дело?

Он шагнул вперед и толкнул дверцу, почти не сомневаясь, что бабушка уже хлопочет внутри, в этих дебрях изобилия, где висят бананы в леопардовых пятнышках, а под барханами сахарной пудры скрываются пончики. Где, уложенные в ведра, поблескивают боками яблоки, а персики похваляются теплым летним румянцем. Где, ряд за рядом, полка за полкой, возносятся к вечно сумрачному потолку приправы и специи.

Его голос стал нараспев читать этикетки на баночках и мешочках – ни дать ни взять имена индийских князей и арабских кочевников.

Кардамон, анис, имбирь – чего только там не было. Кайенский перец, карри. А вдобавок еще корица, и паприка, и тимьян, и чистотел.

Просто песня, которую он будто бы начал во сне, а поутру завел сначала.

Раз за разом просмотрев все полки, он глубоко вздохнул и обернулся через плечо в полной уверенности, что теперь-то увидит знакомую фигуру, колдующую над кухонным столом, где готовится десерт для этого восхитительного раннего обеда.

Дородная немолодая женщина заливала пышный желтый бисквит темной шоколадной глазурью, и он подумал: стоит только позвать – и бабушка обернется, бросится к нему, поспешит обнять.