Отныне и навсегда - стр. 14
Я выхожу на оживленную улицу, чуть не спотыкаясь в попытках найти, куда поставить ногу в бесконечном потоке людей. Курьеры на велосипедах заезжают и съезжают с тротуара, девчонки идут, взявшись за руки, и разбивают строй, чтобы, хихикая, обойти меня. Сильно пахнет жареной едой, к горлу подкатывает тошнота. Не помню, когда я ел в последний раз. Улица вдруг накреняется, и меня заносит. Ничего не вижу из-за вспышек света, поэтому вытягиваю руки и нащупываю что-то, за что можно ухватиться. Меня пробирает паника, когда я осознаю, что забыл принять лекарства.
– Осторожней, приятель, – говорит какой-то мужчина. – Не рановато ли напиваться?
Кто-то толкает меня, я отшатываюсь и врезаюсь в стену. Голову пронзает боль, перед глазами плавают мушки. Надо держаться за стену, пока это все не закончится…
Лоб прижимается к чему-то холодному и гладкому, я льну к поверхности, благодарный за поддержку. Вспышки света тускнеют, боль отступает. Я открываю глаза. Люди снуют мимо, будто я невидимка.
Что-то привлекает мое внимание. Я отстраняюсь от опоры, и меня встречает печальный взгляд карих глаз. Это плакат с картиной, на которой изображена женщина из далекого прошлого. Ее серьезные темные глаза смотрят уверенно и непреклонно. Я понимаю, что она чувствует, будучи пойманной в ловушку скорби, тяжелым камнем оседающей в груди; это бремя, от которого нельзя избавиться. Я сжимаю голову с обеих сторон, прислоняюсь лбом ко лбу женщины и жду, пока зрение сфокусируется.
Изображение мне знакомо, причем очень хорошо, настолько, что я перестал обращать на него внимание, пока оно внезапно не попалось мне в необычной обстановке, что позволило посмотреть на него с нового ракурса. Это лицо с обложки большой и тяжелой книги, которую мама в молодости купила в Париже еще задолго до того, как встретила моего отца. Если верить ее словам, она называлась «Картины и изобретения Леонардо да Винчи», вот только весь текст был на французском. Меня это не смущало. В детстве я обожал эту книгу, но тогда меня интересовали не сами картины, а наброски, записи и изобретения. Я садился за стол и делал копии чертежей гигантских арбалетов и анатомических рисунков головы, а Китти раскрашивала бесчисленные версии Моны Лизы. Мы втроем подолгу изучали мир через призму маминой любви к искусству.
Я смотрю на ее лицо, на которое до этого никогда не обращал столько внимания, и вспоминаю, как раньше детали картин да Винчи поглощали меня полностью. Теперь, глядя в эти знакомые, печальные глаза, я чувствую покой, как после встречи с давно потерянным другом. Ниточка из прошлого наконец указывает мне путь. Мне нужно найти эту картину.