Отнять всё - стр. 7
– Для вашего отчета, – пояснил он.
На него нельзя было не обратить внимания – широкое красивое лицо, выразительные синие глаза, тонкий прямой нос. Его записки, наверное, были некоей проверкой, которую, видимо, я прошла: после конференции он нашел меня и спросил:
– Можно я вам как-нибудь позвоню?
Первое свидание Маркус назначил в пабе под названием «Сын вдовы» – шумном и веселом местечке. Сам он жил неподалеку. Мы сидели в уголке у окна, и Маркус кивнул в сторону бара:
– Смотрите. Видите вон те булочки с крестом?[2]
С потолочной балки свисало множество булочек на разных стадиях свежести и окаменелости. Некоторые были пышные и блестящие, другие сморщились и усохли. Всего их там висело больше сотни.
– Каждый год добавляется одна булочка, – сказал Маркус.
– Как удивительно…
– Традиция. У первой владелицы паба, бедной вдовы, единственный сын ушел в море, и его ждали к Пасхе. Она оставила ему одну булочку, но его все не было. Вдова ждала, ждала, а он так и не вернулся. Она не смирилась с его гибелью, и каждый год пекла булочки и одну оставляла ему. Думала, пока она их печет, есть надежда, что сын вернется. Со временем их накопилось много.
– Трогательная история.
– Да. Когда вдова умерла, новые хозяева не стали нарушать обычай. Каждый год в Великую пятницу какой-нибудь моряк подвешивает очередную булочку.
– А они тут не плесневеют?
– Как ни странно, нет. Видимо, из-за специй – только темнеют и черствеют.
Во второй раз Маркус устроил мне экскурсию – показывал свои любимые здания в Ист-Энде. Ему нравятся промышленные постройки, те, которые возводят с конкретной целью: пакгаузы, типографии, зернохранилища. Теперь их превратили в дорогие жилые дома. Маркус с удовольствием разглядывал вместе со мной викторианскую кирпичную кладку, облицовочную плитку и замечательные трубы.
После трехчасовой прогулки и разговоров мы опять зашли в паб, уже другой. Меня покорила неподдельная любовь Маркуса к зданиям. И еще ему очень шли черная кожаная куртка и джинсы. В пабе мы сидели рядом, наши бедра соприкасались. В такую минуту – когда впервые касаешься человека, который тебе нравится, – всегда испытываешь волнение и смущение. И радуешься. Вечер пролетел быстро.
Маркус, видимо, проводил много времени в одиночестве, работал у себя в квартире – просторной и практически пустой, – или гулял вдоль канала. Он вырос в Хельсинки, и в Лондоне у него почти не было друзей. Думаю, я несколько скрашивала его существование. А сама я, после постоянных взлетов и падений с Эдди, с Маркусом чувствовала себя спокойно, и мы стали встречаться.