ОТМА. Спасение Романовых - стр. 47
– Доброе утро, мичман, – сказал Бреннер. – Как Их Величества?
– Завтракают.
– А вы? Позавтракали?
– Так точно, господин капитан, – отчеканил я.
Бреннера явно задело мое единоличное присутствие на Императорском завтраке. Лиховский улыбался иронически, Каракоев с подозрением топорщил усы.
– Государь вас вызвал для доклада? – спросил он.
– Нет. Меня пригласила Государыня.
– Для беседы? – спросил Бреннер.
– Для завтрака.
Я видел, что у каждого из них вертятся на языке вопросы. А что же там было? Почему именно я и о чем говорили? Но они не спросили, а я не стал ничего объяснять, хотя секретов у меня от них не было. Пока.
– Пожалуй, вздремну еще до дежурства.
– Отдыхайте, мичман, – сказал Бреннер, будто я спросил у него разрешения.
Я подумал: «Не успели мы наладить мирный быт нашего Императорского Двора в изгнании, как вот уже явились придворные интриги. Вероятно, вблизи монарших особ по-другому не бывает».
17 мая 1937 года
Москва
На ней был легкий ситцевый сарафан в мелкий цветочек, приталенный тонким пояском, и все та же соломенная шляпка с серой лентой. Кривошеин подкараулил Нину на пути к дому и пошел следом.
Бокий пропал. Второй день он не появлялся на службе, и никто из подчиненных не имел понятия, где он. Убит или арестован? И Кривошеин решил, что ждать больше нечего, пора браться за Нину.
Когда она вошла в подъезд, Кривошеин подождал пару минут и вошел следом. Консьержка уставилась – Кривошеин ответил ей взглядом твердым и тяжелым, и она отвернулась.
На третьем этаже Кривошеин нажал кнопку звонка. Высокие монументальные двери возвышались над ним, как портал храма. Нина открыла, не спросив. Посмотрела на Кривошеина с недоумением. Он был в усах и бороде, в соломенной шляпе и очках.
– Вы к кому?
Он втолкнул ее в квартиру и закрыл за собой дверь.
– В чем дело?! Кто вы?!
– Это я. Вы не берете трубку.
Узнала.
– Опять вы! Что за маскарад?
Кривошеин прошел в квартиру.
– Тише. Могут услышать.
– Да! Я буду кричать!
– Я пришел за вами.
– Уходите!
– Да послушайте …
– Пришли получить свое?
Из прихожей Кривошеин увидел на комоде фотографию Петра Шагаева, отца Нины. Прошел к портрету через всю просторную гостиную. Нина за ним.
– Куда вы идете? Это обыск?
Кривошеин смотрел на фотографию в рамке. Шагаев был в красноармейской шинели, буденовке, при шашке и маузере. Стоял на фоне нарисованного задника с небом и морем. Снимок сделан еще в Гражданскую, почти двадцать лет назад.
– Вам что-нибудь сообщили о брате? – спросил Кривошеин.
– Сказали, что ему дали десять лет без права переписки. Но он жив. Зачем вы мне врали? Вот так вот нагло хотели воспользоваться мной? Вы просто скотина.