ОТМА. Спасение Романовых - стр. 38
– Обнимались. Она положила мне голову на плечо …
– Ну, уж это вы сочиняете, мичман, – сказал Каракоев.
– Клянусь! Но это было детское. Мне было пятнадцать, а ей – двенадцать.
– Пятнадцать? Ну не такое уж детство, должен вам заметить, – усмехнулся Лиховский. – Значит, ваша Принцесса – Анастасия? Как странно – у каждого из нас своя избранница.
Меня это задело: с чего это он взялся решать, кто моя избранница.
– А с Татьяной мы ходили на веслах, высаживались на островах, – сказал я.
– Только вы и она?
– Только я и она. Государь и доктор Боткин ходили в это время на байдарке, а мы с Татьяной в шлюпке прошли на остров, разожгли костер. Сидели у огня часа два, пока Государь не стал махать нам рукой с другого берега …
– Государь махал вам рукой? – усомнился Каракоев.
– Да. У него есть руки. Мы вчетвером сошли на берег в шхерах – Государь, Татьяна, доктор Боткин и я …
Я помолчал, справляясь с голосом, который грозил выдать навернувшиеся слезы. Позабытая жизнь, позабытое, невозвратимое счастье.
– Они всегда держались вместе, сестры … Разные и в то же время неразделимые, – сказал я, пряча мокрые глаза. – Они даже письма и записки подписывали одним общим именем ОТМА – Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия.
– Боже, боже … Спаси их и сохрани, – сказал Каракоев.
Меня будто ударило что-то. Мы сидели в грязном подвале на руинах Империи и мечтали о Принцессах, являвшихся нам в прошлом, когда они были свободны и счастливы и мы были свободны и счастливы. И вот Принцессы в рабстве, а их рыцари прячутся по подвалам …
– Убить … – сказал я.
Не помню сейчас, сказал я это вслух или только подумал. И что-то сдвинулось во мне и вокруг меня. Не было больше подвала – было поле темное, черное и костры. И черные люди жгли что-то и рубили топорами … Смрад горелого мяса душил, пламя костров кололо глаза, а внутри меня свивался упругий жгут, живая пружина из меня самого, и я чувствовал: когда она расправится, раскрутится в один миг – я взорвусь …
– Что с вами? – Бреннер тормошил меня за плечо.
Я увидел перед собой изумленные лица новых приятелей.
После они рассказывали, что я смотрел в одну точку и не двигался секунд пять.
– Ничего, – сказал я и был в самом деле очень спокоен, потому что все понял. – Убить … Я поеду в Тобольск и убью их всех, всех, кто держит в плену Государя … И освобожу Августейшую Семью …
– Я с вами, – сказал Лиховский без промедления.
– Это непросто, – сказал Бреннер.
– Убить просто, – сказал я.
– Убить просто – освободить сложнее, – сказал Бреннер. – Но я готов …
Все посмотрели на Каракоева. Он лишь кивнул.