Открывашка и пробой - стр. 15

Скрип открытого окошка в двери заставил задумавшегося меня подпрыгнуть от неожиданности. Обернувшись, увидел как рука в резиновой перчатке ставит на пол тарелку с рисовой кашей – булочки нет, не повезло – и возвращает задвижку на место.

Через час придет и будет просить тарелку вернуть. Я вчера попробовал немного поспрашивать «а зачем?» и получил мощный подзатыльник от хмурого санитара, который лично зашел объяснить «зачем».

Какого черта меня держат здесь как зэка?

Кабинет, в который меня отвели на пятый день пребывания в Центре, навевал тоску своей безликостью: деревянное, многократно крашенное и оттого местами потрескавшееся окно показывало расположенную с той стороны решетку, за которой расположилась грунтовая накатанная дорога и трехметровой высоты, покрытый колючей проволокой забор.

Перед окном, за потертым письменным столом, на скрипучем стуле сидел дядька в форме армейского лейтенанта. Лет тридцати, стриженный «под бокс», гладковыбритый и довольно-таки тощий. Лицо – нормальное, человеческое, даже вроде как немного сочувствия ко мне испытывает. Если не притворяется, конечно. Если не притворяется, конечно.

Я сижу напротив, на железной табуретке. Слева от меня – картотечные деревянные шкафы, справа – ничего кроме стены и двери выхода из кабинета. За моей спиной – еще один шкаф, с нормальными полками, а над головой лейтенанта висит фотография незнакомого улыбающегося русоволосого мужика средних лет с приятными чертами лица. Местный правитель, президент Михаил Васильевич Данилов. Служащий ему фоном флаг – красный, с серпом и молотом. От СССР сохранился.

– Меня зовут Александр Сергеевич, – представился лейтенант.

– Как Пушкин? – не удержался я.

– Как Пушкин, – поморщился он.

Видимо много кто так шутит.

– Извините.

– Хорошо, что великого русского поэта помнишь, – великодушно простил он меня и открыл лежащую на столе перед ним картонную папку. – Тебе – семнадцать лет, это ученые установили точно.

Он поднял на меня глаза, я кивнул – понял, мол.

– Найти на тебя хоть какие-то документы у нас не получилось. Родственников и знакомых – тоже.

– А что мне теперь делать? – без особой надежды на что-то хорошее спросил я.

Сейчас в детдом засунут, придется там с неблагополучными детьми драться, выгрызая себе право на нормальную жизнь.

– Родина тебя не бросит! – «обрадовал» он меня. – Прежде всего – вот, – он открыл ящик стола и вытащил оттуда красную книжечку. – Паспорт твой – больше не теряй, а то точно в тюрьму посадим! – подвинул мне, снабдив классической угрозой – я за эти дни столько наслушался, что на запугивания уже не реагирую.