Откровение. Любовь, изменившая нас… - стр. 38

– Я ещё не твоя, Никита, – играючи, улыбнулась я.

Он мне нравился. В отличие от Коршунова, Никита был интересным, колоритным мужчиной. С ним приятно было разговаривать. Он умел слушать, ну или хотя бы искусно делал вид, что слушает. Его общество не тяготило. Такой загадочный, обходительный, культурный, учтивый. А эти хитрые огоньки в его серых глазах, манили меня, словно мотылька. Только в этом огне я не сгорела. Лишь слегка опалила крылышки.

Я многому научилась у Никиты. Но главный его дар мне, это – никогда никому не доверяй. Даже самые близкие предают. Эту истину я запомнила на всю жизнь. Он сам предал меня. Предал, когда я меньше всего этого ожидала.

Тогда на хуторе я не могла поверить своей удаче. Тогда он мне нравился.

Шумная компания бегала то в баню, то купаться, то за стол. Только мы сидели друг напротив друга и говорили обо всё и ни о чём. Нам было хорошо вместе. Легко. Спокойно. На мгновение мне стало казаться, что не было тех трёх лет. Словно ничто нас не разлучало. Все куда-то исчезли. Я видела только его перед собою. Он держал мою руку. Целовал кончики пальцев. Шептал, что таких девушек, как я, нет больше на свете. Что я околдовала его. И во мне снова забилось сердце. Оно – то замирало, то колотилось, как птица в клетке, пытаясь выпрыгнуть наружу.

На землю меня вернула Милица. Её оклик я услышала с третьего раза. Компании надоело пить и бегать из бани в озеро. Как всем выпившим людям, им захотелось музыки и песен. У старого Макара граммофона не было. Милица вспомнила обо мне.

– Лизка, глухня, спой! – уже изрядно пьяная подруга дёргала меня за плечо.

– Я не хочу. Пой сама! – отказывалась я.

Петь я не хотела. Особенно сейчас. И пела я, в основном, когда было грустно. И сама с собою наедине.

– А я бы послушал. Спой.

Его глаза так смотрели на меня, что отказать я была не в силах. Я начала петь мою любимую белорусскую песню. Её часто пела баба Тая. Песня – единственное хорошее воспоминание, оставшееся у меня о ней.