Отходняк после ящика водки - стр. 81
Глядя на эту бедность, я вспомнил, что в юности у меня – вот ведь странно вспоминать про это – были одни штаны, одни ботинки типа зима-лето и две рубашки. И в Токио я, попав туда при Советской еще власти, ходил пешком, экономя на автобусных билетах, – вон как в Африке плетутся по обочинам дорог нищие негры.
Едем дальше… Через каждые приблизительно полчаса встречается полицейский пост. Он отмечен парой ленивых служивых с ржавыми стволами, причем у одного АКМ, а у другого – американская М-16, и некими здоровенными граблями, которые перегораживают дорогу, оставляя узкий, зигзагом, проезд. Машины с белыми, как я понял, они не проверяют. Только однажды за всю неделю нас остановили, и то для того только, чтоб стрельнуть бутылку минералки. Говорят, эти посты – чтоб ловить наркодилеров. За провоз марихуаны тут могут дать девять лет. Но дают, как я понял, далеко не всем – местные будут вам предлагать косяки по десять долларов, с торгом, конечно, в ходе которого тамошние цены падают как в дефолт.
Так проехали мы и город, и пригороды, и даже деревни стали попадаться все реже. Битый асфальт и тот кончился, мы свернули на грунтовку. А там – злостная пыль, светлая, но густая и тяжелая. Пыль очень духовитая, она наполовину – из пыльцы южных трав и цветов. Когда проходит встречная машина, пыль еще пару секунд висит такой стеной, что видимость нулевая. Ладно пыль – но это не дорога, а просто стиральная доска. Скорость хорошо если 10 км в час. А тряска такая, что устаешь смертельно уже через час. А рессоры при такой езде меняют каждый месяц.
Несколько слов из суахили, чтоб составить самое об этом языке поверхностное представление:
«хапана» – «нет»;
«асанте» – «спасибо»;
«акуна матата» – «нет проблем»;
«томба малайя» – «проститутка»;
«амини мунгу» – «верю в Бога» (надпись на капоте грузовика).
– На каком языке говорят в России? – в свою очередь спрашивал я местных.
– На английском, – отвечали все с первой попытки.
Я давал им еще шанс.
– Ну-ка напрягитесь!
– Сербский?
– Тепло, тепло, ну-ка… – Я начал понимать, каково учителю приходится с двоечниками.
– А что, бывает, может, какой-то отдельный русский язык, как диалект сербского? – следовал неуверенный ответ.
– Ты знал! – отвечаю я, не понимая, плакать тут надо или смеяться.
Примечательно, что 10–12 лет негры, отвечая на мой вопрос, точно так же сразу думали про английский, во вторую очередь – про французский, а после с облегчением выдавали окончательную версию – про португальский. На этом их попытки кончались, потому что про другие языки белых пришельцев они не слыхали. Ну в самом деле, не на африкаанс же должны разговаривать русские!