Отголосок: от погибшего деда до умершего - стр. 37
Глава пятая
«Марта, ты уже собралась домой?» Рядом со мной возник Олаф Кох, я подумала, что он реальный конкурент Копперфильда. «Собираюсь». «Ты пила?» Я задумалась и не могла припомнить пила я или нет. Сделала ладони лодочкой, всунула туда нос и дохнула, чтобы проверить. Пила. «Ты можешь оставить машину здесь, не беспокойся, за ней присмотрят». Это уж вне всяких сомнений. Если они умеют присматривать за обезумевшими нацистами, которые перевоплотились в евреев, с моей законопослушной машиной они легко управятся. «Тебе вызвать такси?» Так странно, но когда меня опекают, мне начинает казаться, что я превратилась в инвалида. «Нет, спасибо, я сама. Пока, Олаф». «Держись, Марта. Пусть отец свяжется со мной, нужно обсудить ряд вопросов». Такси я вызвала по мобилке.
Я приготовилась назвать таксисту свой адрес, но вдруг решила отправиться в Scheunenviertel, а именно – к Новой синагоге. Что я там буду делать, я понятия не имела. Я продолжала чувствовать себя неловко из-за своего траурного одеяния. Черные платья годятся для вечера, незачем расхаживать в них днем. Моя мать всегда надевает черное, когда знает или допускает, что ей придется фотографироваться. Она считает, что только черный позволяет лицу и фигуре выглядеть выразительнее. Может, мне следует отправиться в фотоателье и проверить мамину теорию на себе? Теперь я себе напоминала не овдовевшую служанку-мексиканку, а работника посольства какой-нибудь мусульманской страны, хотелось говорить на арабском, несмотря на то, что я его не знала. Ведь незнание иврита не мешало моему деду общаться на нем и писать.
Манфред рассказывал, что Новая синагога была чуть ли не первым зданием, где использовались железные конструкции. Я смотрела на ее терракотово-кирпичный облик и не видела никаких железок. Хотя в теле у отца тоже есть железки. Остались в сломанной руке, он не хотел оперироваться и вытаскивать их. Если об этом не знаешь, никогда не догадаешься. Я подумала, что у отца и Новой синагоги есть кое-что общее.
На газоне неподалеку Новой синагоги я увидела невидимку, который лежал на травке, одетый лишь в черные брючки. Он лежал, раскинув ноги, и, наверное, смотрел на облака. Захотелось превратиться в нечто подобное и улечься рядом в своем черном платье.
Иногда полезно, чтобы что-то тебя поглотило, синагога поглощает, невинная и компактная снаружи, внутри она огромна. Здесь легко можно потеряться, хотя все упорядочено и понятно. Я не знала, как молятся евреи, и не решалась спросить, хотя уверена, мне бы охотно объяснили. Я просто сидела и думала о деде. Отец всегда считал, что «нормальный человек скорее станет психом, чем психиатром. Лучше уж выдумывать сексуально-извращенную ерунду всякий раз, когда кто-то рядом произносит, например, слово «клематис», чем самому его произносить и при этом хищно наблюдать за реакцией людей на название этого цветка». Выбором деда он должен быть доволен.