Размер шрифта
-
+

Отголосок: от погибшего деда до умершего - стр. 11

Я боялась этого вопроса. Он был таким, на который нужно очень осторожно отвечать, чтобы не взволновать мать известием о деде, пусть это и не ее отец, но и чтобы это не выглядело так, будто я скрываю информацию. «Приходил Олаф, передал мне кое-какие вещи. Нужно было уладить тут… кое-какие непредвиденные формальности, но я справилась. Вроде бы». Вот так: я превращалась в лгунишку. Из-за умершего деда, Боже милостивый. Все же хорошо, что появился кто-то, на кого можно свалить мое злоупотребление ложью. «Формальности? Ты переписала завещание, или решила обручиться? Тебя хотят уволить? Ты соблазнила студента?» «Нет, мама. Когда вернетесь – я с удовольствием с вами обо всем этом поговорю». «Нам точно не о чем волноваться, Марта? Поклянись». «Точно. Потом поговорим. Отцу – привет, еще и какой». «Передам. А ты, уж, будь добра, отправь поздравительную смс Фредди. Хотя бы. И скажи об этом Эльзе. И Ханне! Все».

Я послушно набрала смс Манфреду. И даже получила ответ в виде восклицательного знака. Ну вот зачем так оперативно отвечать родной сестре, если тебе жаль потратить на нее хотя бы одну букву. Ох. Проехали. Семья. Тете Эльзе я не позвонила, пришлось бы потом всем объяснять, почему я не сообщила ей о смерти отца. Как это по-идиотски звучит. Смерть отца Эльзе. Хорошо еще, что этот дед – не отец мамы, я бы умерла от попытки объяснить ей все это.

Ханне я ничего не сообщала. Ханна – моя подруга. Сейчас она отдыхает в Турции, и, даже невзирая на то, что отдых гармонизирует ее мысли, а легкий бриз и мурлыканье турецких мужчин, словно музыка Моцарта, радуют ей слух, я не думаю, что она даже из вежливости порадовалась бы за Манфреда. Потому что в свое время Манфред ее бросил. У нее есть специальный лакированный черный ящик, где она хранит его прощальную записку для того, чтобы никогда не забывать, какие во Вселенной живут мерзавцы. А на кресле-качалке, которое Манфред сконструировал и смастерил специально для нее, она налепила шипы и гвозди. Теперь отдыхать в кресле могут разве что йоги, для Ханны это кресло является символом того, как любые хорошие и комфортные вещь, человек или чувство со временем могут превратиться в пытку. В этом году Ханна хотела отнести кресло на выставку «Разбитые сердца», но потом решила, что не надо сообщать всему свету о том, какой Манфред негодяй, в то же время создавая ему популярность как художнику. Манфреда Ханна называет «мой персональный Гитлер», поэтому было бы странно, если бы она порадовалась тому, что он выиграл приз. На его день рождения Ханна передала через меня антикварный нож. Дорогой и изящный. «Может, он когда-нибудь надумает покончить с собой, так я буду рада, если он это сделает именно моим ножом», – сказала она мне.

Страница 11