Отель - стр. 52
И все же, несмотря на их добрые отношения и сознание, что ему дозволено многое, чего Уоррен Трент не потерпел бы от других, Алоисиус Ройс понимал, что где-то проходит тончайшая граница, которую лучше не преступать. Поэтому он и поспешил пояснить:
– Молодая леди позвала на помощь. Я случайно оказался поблизости и услышал крик. – Без лишней драматизации он описал, что произошло, а также как появился Макдермотт, которого он не стал ни хвалить, ни порицать.
Выслушав его, Уоррен Трент сказал:
– Макдермотт правильно поступил. Почему ты не любишь его?
Уже не в первый раз Алоисиуса Ройса поражала проницательность старика.
– Наверное, в нас есть что-то несовместимое, – ответил он. – А может быть, мне просто не по душе эти белые атлеты, которые из кожи вон лезут, чтобы показать, как хорошо они относятся к черным и какие они добренькие.
Уоррен Трент, приподняв брови, посмотрел на Ройса:
– Да, сложный ты человек, Ройс. А тебе никогда не приходило в голову, что ты, может быть, несправедлив к Макдермотту?
– Я ведь уже сказал вам: наверное, в нас есть что-то несовместимое.
– У твоего отца было чутье на людей. Но он был куда терпимее тебя.
– Собачка тоже любит, когда ее гладят по голове. А все оттого, что у нее нет комплексов, порожденных жизненным опытом и образованием.
– Даже если б они у нее были, думаю, она нашла бы для объяснения другие слова.
Трент внимательно посмотрел на молодого человека, и Ройс промолчал. Напоминания об отце всегда выводили его из равновесия. Ройс-старший, появившийся на свет, когда родители его жили еще в рабстве, был, по мнению Алоисиуса, типичным «ниггером дядюшки Тома», как теперь презрительно называли таких негров. Он с готовностью, не вопрошая и не жалуясь, принимал все жизненные невзгоды. То, что происходило за пределами его ограниченного мирка, редко волновало Ройса-старшего. Тем не менее он обладал независимостью натуры, что подтверждали его отношения с Уорреном Трентом, и глубиной проникновения в душу человека, так что сермяжную мудрость его нельзя было не брать в расчет. Алоисиус любил отца глубоко и преданно, и в такие моменты, как этот, его любовь превращалась в острую тоску.
– Возможно, я употребил не вполне подходящие слова, – сказал он, – но смысл сказанного от этого не меняется.
Уоррен Трент молча кивнул и вынул старинные часы.
– Скажи-ка Макдермотту, что я хочу его видеть. Пусть зайдет ко мне сюда. Что-то я сегодня чувствую себя усталым.
– Значит, Марк Прейскотт в Риме, да? – задумчиво проговорил Уоррен Трент. – Видимо, мне следует позвонить ему.