Отец моего врага - стр. 39
— Как великолепно! — саркастично взорвалась, сцепив зубы.
— Готова подписать? — не унимался мужчина и, когда я не ответила, в конец обнаглел. Сделал вид, мол проверяет на правильность мой ответ, перегнулся через тумбу, пахом впечатываясь в ягодицы. Я чувствовала каждый миллиметр его каменного члена в брюках кожей, пока тот невозмутимо выхватил ручку, принимаясь быстро что-то чертить. — Тебе понравится, Персик. Я же слышу, как ты дышишь.
Для всех мы были преподаватель со студенткой, решающими сложное задание. Студенты судорожно пытались списать хоть что-то, пока мужчина едва ощутимо раскачивал бедрами вверх-вниз, вызывая у меня самые настоящие приступы жара.
— К-как? — непроизвольно вырвалось с губ.
— Так, — я ощутила странную рычащую вибрацию в его голосе. Словно еще мгновение, и мужчина сорвется, крыша окончательно поедет, — будто вот-вот кончишь. Прямо здесь, при всей аудитории… Правда, грязная девчонка?
Нечего было скрывать, Прохор Германович обладал совершенно поражающим шармом и мужской харизмой, несомненно возбуждающей и бьющей кувалдой по коленкам. Я помнила, каким горячим, нежным, требовательным он был буквально день назад… Намного четче, чем хотелось бы.
Его горячие умелые пальцы гладили кожу, и я забывала обо всем на свете… О куче людей вокруг, об обиде, о страхе… Был только он и странное томление между ног, граничащее с болью. Словно какое-то сумасшествие.
И все же грязной девочкой я не была. Не для того вставала в пять утра и ехала на работу, после чего на учебу и снова на работу. Не для того училась по ночам и спала по два, а когда повезет — все четыре часа в сутки… Ну. Уж. Нет.
Прикусив от страха губу до боли, я с размаху наступила каблуком Прохору Германовичу на шикарный лакированный туфель и, естественно, продавила кожу. Он резко отпрянул назад, а я воспользовалась возможностью и воскликнула:
— Я все! Готово, могу присесть?
Не дожидаясь ответа, вернулась за парту. Не помню как, словно в тумане. От адреналина до сих пор глаза на мокром месте, а на губах держалась нервная улыбка.
Прохора Германовича словно скрутило по нужде за тумбой, он долго не мог разогнуться, но и звука не издал. Все вокруг шушукались, мол шнурки у него там что ли развязались… Какие шнурки на туфлях?! В любом случае, истинная причина мне была известна.
Когда он выпрямился, на лице отразилось такое спокойствие, что лучше был он орал. Молча покрутив листок с моим ответом, он равнодушно поднял бровь и кратко переспросил:
— Готово, говоришь?
— Ага, — горло скрутило, голос стал не мой.
— Что же, это просто ужасно, — покачал головой он, даже на меня не взглянув. — Зайдешь в триста пятый кабинет за своим законным наказанием к куратору.