Отдел 15-К - стр. 1

Москва – это очень старый город. Разумеется, не настолько, как, например, Рим или, скажем, Ростов Великий, но все равно очень-очень старый. Сейчас уже мало кто знает, как именно все когда-то начиналось, и отчего маленькая деревенька на берегу реки стала тем, что теперь называется «Столица нашей родины» и гордо именуется мегаполисом. Разве что только авторы школьных учебников, да и то не всякому из них верить можно.

Годы складывались в десятилетия, десятилетия в века, шумели то соляные, то медные бунты, властителей венчали на царство и убивали, москвичи рождались, жили и умирали, город несколько раз горел, снова и снова возрождаясь к жизни, причем всякий раз прирастая новыми землями, но никогда это место не бывало пусто, хотя насчет его святости можно было бы и поспорить.

И вот так, век за веком, шаг за шагом и добралась Москва до третьего тысячелетия, а именно до его второго десятка. Это, разумеется, если от рождества Христова считать, а коли от сотворения мира подсчет вести, то вообще неизвестно какой нынче год на дворе грянул. Да и кто такое высчитывать-то станет? Разве что Аникушка, который уважает во всем точность, как порядочному домовому и положено, но он по скромности своей вряд ли кому об этом скажет, поскольку не любит в разговоры лезть – стесняется очень.

– С Новым годом! – степенно произнес Олег Георгиевич Ровнин на правах начальника отдела, – как старший по званию, он должен был сказать в наступившем году первое слово, такая уж здесь традиция имелась. Как, кстати, и встречать Новый год всем отделом, причем было непременно нужно, чтобы на этом торжестве присутствовали все действующие сотрудники. Колька Нифонтов, новичок, днем заикнулся было о том, что есть у него желание встретить праздник по-своему, что какие-то личные планы имеются, но почти сразу замолчал, заметив, как Ровнин грозно нахмурился, демонолог Валентина укоризненно покачала головой, а непоседливая хохотушка Вика попросту пообещала:

– Прокляну. Я тут недавно одно забавное заклятие распутала, ни разу такое не попадалось, вот заодно и проверю его действие на тебе. Оно то ли половую функцию у мужчин ослабляет, то ли от него прыщи высыпают очень густо…

Герман и Пал Палыч, оперативники, ничего не сказали, поскольку сами ещё худо-бедно помнили, как были молодыми сотрудниками, но по их взглядам Колька понял – лучше не спорить, толку не будет, потому быстренько перевел свои слова в шутку и пошел звонить красивой девушке Алине, заранее зная, что она ему скажет. Оно и понятно – о совместной встрече праздника с формулировкой «вдвоем, только ты и я» они договорились давно, и тут на тебе – сначала назначение в этот странный отдел, потом эта их глупая традиция…

В результате все так и вышло, и через пять минут молодой специалист с унылым видом курил около входа в дом, где квартировал вышеупомянутый отдел, снова и снова пытаясь понять, означает ли фраза «И не звони мне больше никогда» окончательный разрыв отношений, или все-таки шанс у него еще остался?

– Ты, Николаша, на них не обижайся. – К юноше неслышно подошел самый старый сотрудник подразделения Тит Титыч, который помнил еще его превосходительство графа Верейского, руководившего отделом во времена Александра Второго Освободителя. – Ты пойми, тут ведь не просто традиция, а примета. Если не все сотрудники за стол сядут, чтобы Новый Год встретить, так беда может прийти черная, неминучая. Даже в старые времена, когда еще Рождество было великим праздником, а не Новый Год, и то она блюлась свято.

– Да я понимаю, – затянулся сигаретой Колька. – Но, Титыч, девушке моей ведь это не объяснишь. Она меня и слушать не хочет.

– И что теперь? – Тит Титыч потрепал юношу по плечу, точнее – обозначил это движение. – Случается такое. Но ты сам, Николенька, подумай – тех барышень еще сколько у тебя быть может? То-то и оно, много, одна обидится, другая поймет. А случись такое, что и другая не поймет – не беда, третью найдешь. А вот коли неприятность какая выйдет, да из-за того, что тебя здесь не было, простишь ли ты себя после этого? Тебе же с этим жить потом придется. А коли что с одним из наших случится, не дай бог? А? Вот, об этом подумай, Николенька, подумай.