Отчим. Эта девочка только моя - стр. 31
Будто ему действительно не всё равно. И так мне вдруг захотелось и впрямь ему нажаловаться… Чего я, конечно же, делать не стала.
– Неправильно отбила подачу, – соврала.
А вот в глаза ему и дальше смотреть не смогла. Опустила взгляд вниз на наши сцепленные руки. Его длинные смуглые пальцы на моей светлой коже смотрелись странно и несколько чужеродно, но приятно согревали.
– И кто подавал? – продолжил мужчина расспрашивать о случившемся.
– Да есть один придурок, – отозвалась я тихонько, стараясь не только не смотреть на него, но и дышать как можно тише.
А ещё не очень заметно пялиться на обнажённый торс с густой порослью тёмных волос, что дорожкой уходила за пояс спортивных штанов. И не думать о том, что они скрывали.
– Придурок есть. Тренировки нет. Как и твоей машины в гараже. Интересно, – со злой насмешкой отозвался мужчина.
Мне тоже стало интересно, откуда ему известно всё это. Точнее, с чего бы Касьяну Царскому интересоваться подобным. Я даже отвлеклась от воспоминаний его анатомических особенностей, подняв взгляд к лицу.
– Кто это был, Эльнара? – вкрадчиво уточнил он, мазнув большим пальцем по коже предплечья.
Как током шибануло. Вздрогнув, я попыталась уйти от прикосновения, но мужские пальцы крепко держали меня за предплечье, не позволяя и шага прочь ступить. А ещё создалось ощущение, что Царский и так уже знал ответ на данный вопрос, но почему-то ему было важно услышать его от меня. Но я же упрямая. И гордая. И вообще не его это дело. А лучшая защита – это нападение.
– А вам зачем знать? Или собираетесь пойти и наказать моего обидчика? – полюбопытствовала с максимальным безразличием в голосе.
– А ты бы этого хотела? – поинтересовался Касьян.
– Возможно, – не стала я отрицать.
Вот уж когда его глаза стали воистину тёмными. Касьян склонился надо мной ниже.
– В таком случае назови мне его имя, Белоснежка.
– И что, правда пойдёте и заступитесь за мою честь? Ну ту самую, которую я, по вашему мнению, не берегу, сама провоцируя мужчин на подобные последствия?
Сперва ляпнула, потом уже поняла, что именно…
– Я… Я не это хотела сказать. Простите, – поспешила оправдать свою грубость.
То есть не то, чтоб я считала себя не правой, но выражать вслух подобное точно не стоило. Особенно, если сама же пришла просить о помощи. Но это всё он со своими укорами. Обидно так-то, когда тебя незаслуженно обвиняют в чём-то столь низком. Я ведь никогда и повода не давала усомниться в своей порядочности. Никогда позже девяти вечера домой не возвращалась, с ночёвкой ни у кого не оставалась, а одежда… Что в ней не так? Да, не надела лифчик, тут я виновата, он прав, не подумала. Но это же всё равно не повод думать обо мне настолько плохо? Тогда почему он уже во второй раз обвиняет меня в распутстве? Когда сам ведёт себя и того хуже. И, между прочим, из нас двоих по-настоящему полуголый тут он! А в доме вообще-то есть несовершеннолетняя девушка, которая тоже вполне себе могла прийти сюда потренироваться в это время! Но Касьяну Царскому приличия не писаны, видимо, и остальных потому награждает такими же метками распутства. Чтоб совесть и стыд не жгли разум.