Отчаянный корпус - стр. 9
– Бричка – это навроде кареты.
– Вот-вот, – продолжил генерал, – всем, говорю, хороша бричка, только передок слабоват. Много в ней народу поездило, а вот казаку не пришлось. Изрядно в том, говорю, наша государыня потеряла, потому как нет на свете справнее человека, нежели донской казак…
– Довольно! – огневалась Екатерина. – Ваше бесстыдство переходит все границы. Кто дал вам право заглядывать в сокрытые для постороннего глаза места?
– Сам господь, – громко сказал не потерявший присутствия духа генерал. Сказал так убежденно, что Екатерина осеклась. – Сам господь, – повторил тот, – ведь это он вознес тебя над всеми. А если на бабу снизу вверх смотреть, что прежде всего видно?
Он победно задрал голову да еще рот приоткрыл. Императрица на мгновение представила толпу глазеющих обывателей и рассмеялась. Смех не раз выручал ее в затруднительных случаях.
– Ваша логика примитивна, но очень наглядна, – сказала она, – теперь понятно, почему ходит столько сплетен… Что же касается казаков, то, возможно, вы и правы. Я слышала, что это весьма мужественный народ. Жаль, что время ушло.
– Грех так говорить, матушка. Ты вон у нас какая красавица, в самой женской сладости.
И снова Екатерина зарделась. Она давно отучила окружающих от грубой лести, заставив завертывать предназначавшиеся ей сласти в изящные облатки, но, оказывается, что бесхитростное прямодушие доставляет не меньшее удовольствие.
– Ах вы, негодник… Может, посватаетесь?
– С великой радостию! Я даром что сед, но еще молодец. Одна загвоздка: моя хозяйка Домна Пантелеевна не дозволит, она насчет этого строгая. Зато если хочешь, мы тебе такого казака найдем, что все европейские королевы от зависти лопнут.
– Надо подумать… Что ж, придется вас простить, но с уговором: впредь в своих речах быть осторожливым. Договорились?
– Вот уважила, матушка! Спасибо превеликое. Только как насчет старика, заступишься?
– Я же сказала, что прощаю.
– Мне сказала, а вдруг Шешковский не поверит? – Генерал снова ударил головой. – Яви уж до конца монаршую милость, освободи от проклятого обеда.
Екатерина пожала плечами:
– Никак не возьму в толк, чем это бедный Шешковский так страшен? Отравит он вас, что ли?
– Отравит – не беда, боюсь, надругается.
– Эка важность, поругаетесь – помиритесь.
Тут пришла пора вмешаться Храповицкому, и он пояснил:
– В русском языке поругаться и надругаться – разные вещи. Надругаться – значит опозорить действием.
– Вот-вот, действием! – испуганно воскликнул генерал.
– Каким же, позвольте спросить?
– Ну, скверным, про которое сказать стыдно… Понимаешь? – Екатерина недоуменно посмотрела на собеседников. – Ну, штаны спустят, понимаешь?