Отчаянный корпус - стр. 56
Погода была скверная, почти целый день сеял надоедливый дождь, весь двор был в лужах. А Снегиреву хоть бы что – скомандовал «Бегом марш!» и заставил сделать добрый круг. Затем остановил отделение перед большой лужей и после короткой нравоучительной проповеди о необходимости неуклонного соблюдения распорядка дня скомандовал: «Шаг вперед, марш!» Кадеты напрягли силенки и перешагнули через лужу. Снегирева это не устроило, он усмехнулся и скомандовал сделать полшага назад. Отделение перешагнуло лужу в обратном направлении. Последовала уточненная команда, по всему выходило, что поручик вознамерился загнать отделение в лужу.
– Второе крещение Руси… – донеслось из строя.
– Кто сказал?
Ну да, захотела птичка зернышка, да не тут-то было.
– Кто сказал?.. Будете стоять до тех пор, пока не признаетесь…
Последовало минутное молчание, и Петя, припомнив сказки старого майора, прошептал:
– Придется признаваться, он ведь как Негус – хочет теплой крови.
А Снегирев вдруг и услышал, но не все, а чего не услышал, домыслил и отнес на свой счет.
– Я сейчас вам покажу Снегуса…
В строю раздались смешки, что особенно возмутило поручика.
– Прекратить! Тихонов, выйти из строя!
Это у него вошло в привычку – чуть что, сразу Тихонов. Петя сделал несколько шагов вперед и не удержался от маленькой мести: на последнем шаге выразил строевое усердие и так стукнул ногой по луже, что окатил поручика грязью чуть ли не до пояса. У того даже голос отнялся от возмущения.
– В карцер! – пропищал он.
– Надолго ли? – поинтересовался Петя.
– Навсегда…
Карцер для Пети – привычное место. Сиди, думай, а хочешь, сочиняй разные истории или стихи. Затворничество этому содействовало, все стены сего угрюмого заведения были заполнены пометками страдальцев. Сначала с ними боролись: забеливали, тогда их стали выцарапывать, и начальство во избежание серьезной порчи стен перестало обращать внимание на подписи. Петя как завсегдатай этого места был хорошо знаком с творчеством узников.
Ну, это старая запись, она еле-еле проглядывает через побелку.
Это вольное переложение Лермонтова принадлежало возмужавшему старшекласснику. Петя помнил, что просьбу его не уважили и после выпуска сослали в такую глушь, где женщин не видали со времен Адама.
На двери нацарапано намертво:
«Тоже мне лирик», – поморщился Петя. А вот целая поэма: