Отблески солнца на остром клинке - стр. 14

***

Ярдис сидел в углу повозки, прижимая к груди узелок со скудными пожитками, и провожал взглядом осеннее солнце, опускающееся за пока ещё зелёные холмы. Вассалы на кавьялах в безмолвии ехали по обе стороны повозки, и это была единственная его компания. В пяти деревнях амарганов кроме него не нашлось. Ярдис знал, что такие, как он – редкость, но всё же отчаянно молился Первовечному, чтобы Отбор в шестой, последней на пути их маленького отряда деревне, оказался не пустым – очень уж не хотелось прибыть в Варнармур единственным амарганом. А если там и правда на гвоздях спать придётся, то одному совсем боязно…

Первовечный молитву услышал. Иначе как объяснить, что в самом последнем доме самой последней деревни нашёлся маленький амарган: долговязый, взъерошенный, темноволосый и смуглый, но глаза – светло-серые, как будто один из его родителей из Южного Харамси́на[2], а второй – местный, из Северного Ийера́та[3]. Мальчишка уцепился руками за невысокий борт повозки и ловко перескочил внутрь; стрельнул в Ярдиса лукавым глазом, задорно шмыгнул носом и растянул перепачканные соком лесной черницы губы от уха до уха. Зубы его тоже были серо-голубые от въедливого ягодного сока.

– Меня Ка́ннам звать, – сообщил он. – А ты кто таков?

– Ярдис из Хьёрты. – Ярдис улыбнулся в ответ на задор Каннама.

– Сгодится, Ярдис из Хьёрты! – счастливо рассмеялся тот. – Теперь будем братьями! А узел-то тебе на что? Всё равно в брастеоне из своего только одну вещь оставить позволят, остальным снабдят. Я вот только одну и взял. – Мальчишка продемонстрировал свисавшую с его шеи на потёртом кожаном шнурке свирельку. – А ты не знал, что ль?

– Знал, но…

– А-а, мамка, что ль, навьючила?

– Тут пирожки и…

– А вот это до́бро! – вновь не дал договорить Каннам. – Не зажадишься мамкиным пирожком для брата?

– Бери, конечно!

Ярдис развязал узелок, в котором поверх сменной одёжки лежали завёрнутые в полотенце пирожки. Каннам потёр ладони, предвкушающе высунув кончик языка, потом будто что-то вспомнил, полез в карман коротковатых ему, долговязому, штанов.

– Держи-ка! – Он вытащил что-то, бережно зажав в кулаке, и в сложенные лодочкой ладони Ярдиса посыпалась спелая черница. – Вот только собрал. Сладкая!

– А ты и дудеть умеешь? – спустя время спросил Ярдис, дожёвывая сочные ягоды.

– Дудеть-то тебе любой пенёк сможет! – развеселился Каннам. – А я играть умею. Песни сплетать, понимаешь? Не шибко хорошо пока выходит, но так я ж учусь.

– Сыграешь?

Каннам деловито обтёр руки о штаны, облизал губы и взялся за свирель, но потом спохватился, оглянулся на Вассала, ехавшего к ним ближе всех.