Отблески солнца на остром клинке - стр. 1
1. Возможны варианты
Шепотки за её спиной шуршали, как промозглый дождь по опавшим листьям, стекали за шиворот холодными струйками по смоляной косе, небрежно свёрнутой в пучок, и неприятно липли к коже. Поздним вечером в захолустной харчевне Тшера́ ждала свой ужин и чувствовала, как позади неё назревает недоброе.
«Стоило раз в жизни сесть спиной к чужакам…»
Она неслышно вздохнула. Следовало уйти сразу, как увидела, что незанятый стол остался только один, в углу у самой кухни, и сидеть придётся спиной к трапезной, да ещё далеко от выхода. А лучше бы и вовсе сюда не соваться – послушать чутьё, проехав мимо этой дыры, заночевать в лесу, под октябрьским небом. Но лихорадка пробирала до костей, усталость валила с ног, а желудок пустовал вторые сутки, и Тшера пренебрегла смутной тревогой, зародившейся глубоко под солнечным сплетением, развернула кавья́ла[1] на манящий медовый свет, лившийся из окон харчевни.
«Зря. Кончится дурным…»
Она до самых пальцев натянула узкие рукава чёрной плащ-мантии, спрятала подбородок в шарф, чтобы никто ненароком не заметил ритуальных татуировок, серой вязью сбегающих по смуглой шее к запястьям. Может, обойдётся без крови и ей просто дадут уйти? Она бросила через плечо осторожный взгляд. Позади ничего не изменилось: три длинных стола, за первым – семеро крепких, уже поддатых ребят, за вторым – ещё четверо, за третьим – двое бородачей постарше.
«Вот эти явно что-то замышляют».
У дверей притулился вышибала: даже сидя детина почти доставал бритой макушкой до потолка, а шириной плеч занимал едва ли не весь проход.
«А этот силой троих сто́ит».
Детина, словно почувствовав её взгляд, посмотрел в ответ круглыми, будто стеклянными глазами – не поймёшь, что на уме.
«Добра не жди», – подумала Тшера, отворачиваясь. Голова всё сильнее наливалась чугунной тяжестью, отдававшейся тупой болью в глазах, озноб пересчитывал позвонки и косточки.
На стол перед ней с грохотом опустилась глиняная миска с дымящимся варевом, ноздри защекотал аромат мяса, зелени и топлёного масла.
– Хороший у тебя кавьял, ки́риа[2], – скрипуче протянула хозяйка, – зубастый!
«И пальцы чужакам хорошо откусывает».
– И намордник у него что надо, – продолжила хозяйка. Она точно знала, о чём говорит: сама свела Ржавь в стойло. – Дорогой, поди? Впрочем, и у тебя одежонка не обсевок в поле. А за ужин ты всего полмонеты дала…
За спиной повисла липкая тишина.
«Без крови не обойдётся».
– Столько ты назвала, маи́ра[3], – хмуро отозвалась Тшера и услышала, как позади неё парни вылезают из-за столов – скрипят под ними лавки; как подходят ближе: ни спешки в движениях, ни дружелюбия.
«А на ногах – сапоги. Как мои, из хорошей кожи, на добротной подошве. Снятые с неосторожных путников…»
Тшера ухмыльнулась криво и зло, прямо глянув хозяйке в глаза.
– Всех гостей так встречаете?
– Только таких пригожих, как ты, кириа, – ласково ответила та, – но такие к нам редко захаживают. Места, видишь, глухие совсем… – Хозяйка выразительно посмотрела на золотые кольца на пальцах Тшеры, на дюжину мелких колечек в её ушах. – За ужин полмонеты дала, а на ладные свои побрякушки не скупилась – вон как блестят! Южане любят золото, оно так идёт к их смуглой коже!
Верхняя губа Тшеры, рассечённая едва заметным косым шрамом, брезгливо покривилась.
«Метки Чёрного Вассала к моей смуглой коже идут не меньше…»
Она медленно положила ложку на стол и чуть поддёрнула рукава, обнажая серую вязь древнего языка на запястьях, чтобы увидела не только хозяйка, но и сгрудившиеся позади разбойники.
«Не передумали?»
Но хозяйка на татуировки даже не посмотрела, маслянисто улыбнулась двум золотым браслетам – широкому и тонкому – на левом запястье Тшеры, стрельнула глазами поверх её головы, будто отдавая приказ, и была такова, скрывшись за тяжёлой кухонной дверью. С той стороны, поставив точку в приговоре, скрипнул засов.
«Останусь без ужина».
– Такая вкуснятинка, да на золотом блюдечке! – с насмешливой елейностью протянул один из парней за её спиной, остальные предвкушающе заусмехались.