Отара уходит на ветер - стр. 15
– Да мы всего один час покатаемся!
– Ща каждый час – на вес золота. Поголовье вес набирает. А не наберёт – отрыгнётся потом. Знаешь, чё такое ослабевшую корову подымать? – В разгар жары Саньку обдало холодом, он вспомнил страшную зиму 2008-го, колхозный гурт, себя пятнадцатилетнего. – Одну оглоблю – под передние ноги, вторую – под задние. И вчетвером поднимали, значит…
А тут телёнок ещё трётся. Пытается к вымю подлезть. К лежачей-то. А мы её подымаем, а она опять падает. Мы её подымаем, а она – опять. Мы её на бок кантуем, чтоб молоко сдоить. А молока – хрен! Откуда ему взяться? Схудала, сил у неё нет. У неё сил, а у нас – кормов. Неурожай, сена на четыре дня осталось. Вставай, сука, орём. Телёнок у тебя. Лупим её, значит. Но её уже ничто не спасёт, все знают. Даже дроблёнка. Хоть в задницу пихай – толку ноль. Понос от дроблёнки откроется, ещё быстрее сдохнет. А потом…
Потом забиваем её. Телёнок орёт голода. И медленно умирает. Сутки, а то и двое. Это для вас две головы – не потеря. Канеш, когда целое стадо по кругу бродит. Вы и не заметите, если десяток-другой исчезнет. А для пастуха потеря одной головы – конкретная брешь в стаде. Глаз режет, как видать, что 37-ой нет. И маешься…
А ведь не одна голова тогда слегла. По утряни боялись КРС подымать. Идёшь и думаешь: «А вдруг и эта не встанет?» Когда все лежат спросонья, вроде как кажется, что у всех всё нормально. Но вот поднялась первая, вторая, десятая. А двадцатая полёживает, жвачку жуёт.
– Орбит, – попытался разрядить атмосферу Вовка. Неудачно.
Повисла тишина. Задумались кто о чём. Мёртвый телёнок неплохо создал атмосферу.
– А всё равно – круто вы гарцевали, – первым очнулся парень.
– Фигня, наши кони ещё не то могут, – хвастанул Вовка. – Могут и скинуть запросто.
Санька зыркнул на друга и стал выправлять ситуацию:
– Они резвые, когда мы их специально раскочегарим. А так – клячи клячами. Орлику сто лет. Идёт – спотыкается. Того и гляди – завалится и придавит ненароком. – Санька понял, что переборщил. – Правда, ни разу так и не упал. Ага, даже крена маломальского не даст. Не дождётесь, говорит. Дурацкий, короче, конь. Всех любит. Кормишь его, поишь, а эта дура неблагодарная всех готова на спину усадить: что хозяин ему, что Вася Петров.
– Говоришь, старый, а зубы вон – как фарфоровые, – с недоверием произнёс парень.
– Так вставные, – нашёлся Санька.
– Не гони. Чё-то не слыхал я про конских стоматологов.
– Ты и про педикюр конский сто пудов не слыхал, – встрял в разговор Вовка.
– За базаром следи, напарник, – сказал Санька. – Может, твой Лынзя и педикюр, а Орлик – мужик.