От Зарубежья до Москвы. Народно-Трудовой Союз (НТС) в воспоминаниях и документах. 1924‒2014 - стр. 57

Мы видели транспорты с заключёнными в Орле, перевозку заключённых в автомашинах в Казани, мы были на октябрьских торжествах в Москве и видели хмурые лица демонстрантов, которые перед выходом на Красную площадь должны были держать друг друга под руки – чтобы не разбежались или чтобы не проник к ним какой-либо шпион. Мы ночевали в орловской гостинице, где на ночь отбирали паспорта и размещали по десять человек в «спальне». Ходили в Курске в баню, где не было горячей воды. Жили на квартирах в Орле, Курске, Краснодаре (один из нас работал там на железной дороге). Жили в Феодосии, знакомой ещё по довоенному времени – теперь запущенной, но с хорошими дачами, неизвестно кому сейчас принадлежащими. Питались на вокзалах, в столовках, на базарах; ели пельмени в Москве, чебуреки в Крыму. Мы ехали в вагоне с двумя детьми, мальчиком и девочкой 10–12 лет, которых конвоировал милиционер и единственным багажом которых была буханка чёрного хлеба. Но ехали также в одном купе с молодой женщиной-москвичкой, которая от нас впервые узнала, что в Москве трудно с молоком… Видели страх на лицах пассажиров «вольного» поезда при виде эшелона с заключёнными (кажется, это были женщины).

Беседы мы вели большей частью эзоповским языком. Бывали и откровенные разговоры, особенно в пути, но тогда мы не называли ни свои фамилии, ни места жительства. В Краснодаре разговаривали со спившимся и «обиженным» властью чекистом, который показывал нам свои документы и приглашал в гости. В общем, того, что мы видели, слышали и пережили, было достаточно, чтобы сделать заключение, которое указано выше.

– Вы упомянули о другой группе НТС, переходившей границу. Когда это было?

– В августе 1939 г. на юге Польши благополучно перешли Дурново, Колков и Чупрунов (последние два шли вторично). Чупрунова, когда началась война, взяли в советскую армию; он попал в плен и был задержан у немцев как переводчик; затем заболел туберкулёзом, был отправлен в тыл и связался с НТС в Варшаве. При эвакуации Польши уехал в санитарном поезде, который пропал в Пруссии. От других известий не поступало. Война всё перемешала.

Другая группа – Бржестовский и Берегулько – перешла границу и при первой днёвке была открыта. Завязалась перестрелка. Берегулько бросился прочь от границы внутрь страны. Это спасло его и не раз спасало других членов НТС: пограничники привыкли, что обнаруженные всегда пытаются вернуться назад, и на этом строили поиск. От Берегулько получили сигнал из Горького, затем связь прекратилась. Бржестовский через некоторое время вернулся в Польшу. На севере границу переходили Келлер, Конява-Фишер (член НТС из Чехии), а также О[льгский] – он живёт во Франкфурте и, если захочет, может сам рассказать о себе. Эта группа наткнулась на патруль. Коняву-Фишера ранили в позвонок. Он был старшим группы и приказал Келлеру и О[льгскому] отходить вглубь СССР. Прикрывая их отход, Конява-Фишер отстреливался до последнего патрона, а затем, как предполагают двое других, покончил с собой. Через несколько дней, когда на границе успокоилось, Келлер и О[льгский] вынуждены были вернуться в Польшу, так как во время отхода они долго пробыли в воде и документы их пришли в негодность. В Варшаве, перед самым отъездом на границу, умер от разрыва сердца (на самом деле покончил самоубийством. –