От судьбы не уйти - стр. 2
Заслышав подозрительный шорох, он вздрогнул и пугливо огляделся по сторонам. Тучи, открыв на мгновение полную луну, снова наглухо закрыли ночное небо, отчего казалось ещё темнее, чем было прежде. Во избежание возможных неприятностей Филипп неторопливо обернул полой фонарь, с опаской прислушался, пытаясь на слух определить, откуда звук идёт, и потихоньку, наощупь, обошёл хозяйственные постройки, чуть не угодив в присыпанную соломой кроличью нору. В сердцах чертыхнулся и снова продолжил путь, осмотрительно вглядываясь себе под ноги, чтобы снова не попасть в скрытую от глаз западню.
Вроде угомонилось немного, только из курятника по-прежнему доносился возмущённый птичий гомон, да и тот против ночи больше походил на обычную куриную возню. Слегка расслабившись, почесал о столб возле ворот зудящую спину, и уже было направился к дому, как просто ему под ноги незнамо откуда выскочил живой клубок. От неожиданности Филипп отпрянул в сторону. Заметив, как зверёк, который, к слову, оказался обычной молодой лисой, резво подпрыгнул на месте и беспрепятственно скрылся в густом мороке, он облегченно вздохнул: «Не волки!»
Входная дверь тихонько скрипнула. Переваливаясь, как уточка, из неё показалась беременная Настя, на сносях. За ней, спросонок зевая и недоуменно щурясь, высунула голову взлохмаченная Авдотья – вторую неделю проживающая в их доме бабка-повитуха. Узнав, в чём дело, она недовольно скривилась и тут же попятилась назад – досыпать.
Даром, что бабкой называлась, женщина была ещё довольно молодая, возрастом с его, да и ростом под стать, крепко сбитая, с румянцем во всю щеку. С мужем ей Бог счастья не дал – рано овдовела, детями тоже не обзавелась, так и ходила по людям: жила то у одних, то у других, по хозяйству помогая и прислуживая. Сейчас харчевалась у них. Взяли её, памятуя, как полтора года назад во время родов удушился пуповиной Настин второй ребёнок.
Филиппу её присутствие не нравилось, поди, своих, семейных, полон дом, да приходящих помощников ежеденно пара-тройка душ, а тут ещё один целый рот, к тому же совершенно чужой. Получается, в своей хате даже перднуть нельзя в одиночестве – везде кто-то кушает, спит или просто ничем не занимаясь сидит.
Но хуже всего, что Авдотья бесцеремонно подначивала его – ни дня не бывало, чтобы мимо него не прошла, телом своим не задев. А однажды заходит Филипп в хлев, не помнит уж точно, по надобности какой или по нужде, смотрит, Явдоха, развалившись на сене, вольготно лежит, притворяется, будто спит. Пришлось и ему сделать вид, что не заметил. «Знает, зараза, каково мужику без бабы, долго ли до греха», – крутился он в кухне на лежанке, куда перебрался, чтобы не мешать беременной Насте, и скрипел по ночам зубами, не находя себе места на лавке. Солому в тюфяке приходилось менять каждые пару-тройку божьих дней.