От судьбы не убежать - стр. 1

Вечер уступал место ночи. Все заметнее на небе были звезды, а сам небосвод как наливался густой чернотой. И эта темень приходила к власти не только там, высоко над головой, но и здесь, на земле, окутывая пространство, сгущаясь, готовилась торжествовать над покоренным миром. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть, и свершится какое-то магическое превращение. Но что это? Удаленный край звездной чаши вдруг засеребрился, стал светлее, а мгновение спустя, и вовсе засветился ярко, тесня мрак и высвечивая все вокруг. И это был холодный свет, неспособный оживить трепетную природу, и все же, как повеселело на земле…

Что же произошло? Да просто ветер. Именно он, непредсказуемый шалун, до того носившийся, одному богу известно где, налетел неожиданно и разбил, разбросал в клочья те облака, что держали в неволе красавицу луну. И тут же отовсюду появились тени. Длинные и насыщенные. Тени от деревьев, от кустов, от отдельных каменных валунов, разбросанных вокруг и вдоль лесной дороги, казавшейся теперь серебряной рекой. Она струилась мимо высоких темных берегов, не особенно приветливых, но и не таких мрачных, какими выглядели мгновение назад. И в данный момент по этой самой дороге продвигался отряд людей.

Понурые фигуры седоков, еле бредущие кони. Похоже, их всех мало интересовала происшедшая перемена в небесах. Их, скорее, заботило, когда же наступит конец окружающему лесу, и в помыслах своих были устремлены к долгожданной остановке. Пятнадцать верховых да двое сидели на козлах кареты, что тащилась посередине кавалькады, упорно боролись с усталостью и старались не поддаться атаковавшему их сну.

Плотные шторы на окнах старого, но еще очень крепкого, экипажа закрыты не были. И в лунном свете без труда можно было рассмотреть его пассажиров. Ими оказались две девушки, похожие друг на друга так же мало, как день и ночь, как солнце и луна. Одна из них тихо спала, прижавшись лбом и розовой щечкой к мягкой обивке сидения. Другая тоже оставалась неподвижна, если не считать ее мерного покачивания в такт перемещению кареты. Глаза девушки были открыты. Она зачарованно созерцала ночной пейзаж и отвлеклась от него лишь однажды, чтобы поправить сползшую было шаль на плече сестры. Но потом опять повернулась к окну и снова погрузилась в наблюдение.

Может быть, кому-то этот лес, что теснился стеной, и мог показаться угрюмым, даже мрачным, но только не ей. Сколько воспоминаний было связано с ним! Столько раз она бывала здесь раньше с отцом на охоте и просто на конной прогулке. Ей казалось, что выучила каждый куст, дерево или камень. Пусть с того времени прошли долгие годы, но чудилось, что все было, как вчера.

Вот она совсем еще маленькая. Уже тогда отец брал ее везде с собой. Сначала сажал к себе в седло, а потом, заметив способности к верховой езде, подарил собственную лошадь, тихую и послушную кобылку по кличке Звездочка. Та была настолько покладиста, что взрослые могли не волноваться за маленькую девочку, едва различимую на спине довольно крупного животного. И между этими двумя была настоящая дружба, и воспоминания о ней тронули улыбкой губы девушки, едущей в карете.

Молодая леди, а о знатности и богатстве ее говорил эскорт в семнадцать человек, откинулась на подушки и прикрыла глаза. Лицо по-прежнему освещалось луной, только теперь на щеки легла густая тень от длинных ресниц, обрамляющих опущенные веки. Да, вид знакомых мест оживил в памяти картинки из детства. Вот она неслась верхом впереди всех на ежегодных скачках, где позволено было участвовать и детям. Вот дралась с мальчишками: сопела и пыхтела, дубася сыновей их конюха, местных забияк и шкодников. А еще нравилось лазить по деревьям, кидаться камнями, валяться в траве, нырять в омут, спорить и браниться, как подслушала у крестьян в деревне…

Да, и ласковой девочкой ее не могли назвать. Воспитанной тоже. Очень многим людям строптивая и упрямая дочка хозяина не давала покоя. Кого-то раздражала или злила, но многие и жалели ее. Были такие, что называли сироткой и бедной малышкой. Но чаще звали занозой, колючкой или бестией. Но они ничего не знали о ней, а именно, какой могла быть и становилась наедине с отцом. Только его безгранично любила, только с его мнением считалась. Рано умершую мать не помнила совсем, не знала ее забот и ласк – отец был ее миром.