От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - стр. 7
Если бы я оказался столь наивен, как думал наш приходской священник, я был бы просто потрясен, но, увы, я был совсем не таким. Наоборот, это заставило меня задуматься над постоянством и непостоянством… «духовных властей»!
Во время скандала с Ван Зеландом[4] я помню, как вышедший из церкви в нашем квартале Ван Зеланд приближается к одному из моих товарищей, выкрикивавшему «Да здравствует РЕКС! Долой Ван Зеланда!» и протягивавшему тому газету.
Я также помню долгое ожидание на верхушке какого-то высокого телефонного столба в то время. Это случилось на бульваре Суверенитета, в самом начале проспекта Шадро, в день выборов. Мы прикрепили на самом верху большой белый лист с одним из предвыборных лозунгов. Только мы собрались спускаться, показались двое полицейских, вручную кативших свои велосипеды и остановившихся прямо под нашим насестом. Мы думали, что они заметили и теперь поджидают нас. На самом деле это оказалось всего лишь простым совпадением. Примерно через час полицейские укатили. И тем не менее мы оставались наверху, открытые всем ветрам, пока они не уехали!
Воскресенья в местном рексистском клубе на улице Шартре не могли пожаловаться на недостаток воодушевления или, временами, тревожного ожидания, когда мы надеялись на чудо – возможность профинансировать публикации в завтрашних газетах. Эйфория выборов 1936 года, оцепенение после выборов 1937 года – но никакого падения духа! Не думаю, что я когда-либо встречал подобный политический накал, такую искреннюю преданность в какой-либо другой партии.
Очень часто мы возвращались поздно вечером, после собраний или после расклеивания предвыборных плакатов, и редко одни. Мы готовили crêpes – чипсы и ели их в мальчишеской компании до поздней ночи, пока мои родители спали наверху или делали вид, что спят. Сумасшедшая обстановка этих собраний протекала в узком кругу друзей. Чтобы лучше понять более поздние последствия, нужно было знать ту жаркую и бурную атмосферу.
Потом была война в Испании и молитвы за Франко. Затем кампания в Абиссинии. Я больше симпатизировал дуче, чем каудильо. Так мы прошли через все те политические события, чтобы очутиться перед аншлюсом[5], Мюнхенским соглашением[6], Германо-Советским пактом[7] и «ненастоящей («странной») войной»[8] – вплоть до войны настоящей! Моих братьев мобилизовали, и один оказался на канале Альберт, а другой в От-Фань (национальный парк в Бельгии, в Арденнах. – Пер.).
Вечером 9 мая 1940 года я, как обычно, ложусь спать без всяких дурных предчувствий, кроме подспудной тревоги, появившейся среди моих знакомых после объявления союзниками (Великобританией и Францией) войны 3 сентября 1939 года. Когда на следующий день, проснувшись, я открываю глаза, у меня сразу же появляется какое-то странное ощущение. Ощущение чего-то необычного, разбудившего меня. Я слышу похожие на фейерверк звуки разрывов, и это посреди белого дня. За портьерами сияет солнце, несколько лучей проникают в комнату, прорезая полумрак. Заинтригованный, я вскакиваю на ноги и отдергиваю портьеры. Солнце немедленно заливает всю комнату. То тут, то там на небе внезапно появляются маленькие белые облачка, вслед за чем мгновенно следуют звуки разрывов. Я решаю, что это учебная противовоздушная стрельба по самолету, но поначалу ни одного самолета не замечаю. И только чуть позже вижу первый, затем второй и, через небольшой промежуток времени, третий – улетающий прочь и едва уходящий от обстрела.