От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918 - стр. 29

Условия жизни были нелегкие: жили мы тесно, спали на полу, так как походных кроватей не было, огонь разводили тут же на земляном полу, дым уходил в большую дыру в крыше, потолка не было.

Но красота кругом и наступившая весна все скрашивали. Да и в пище и табаке недостатка не было, притом дешевизна была необычайная, например за пару цыплят брали шесть галаган, это наш двугривенный.

Помню, как мы раз сидели на завалинке и беседовали с нашим хозяином. Полковой адъютант князь Шаховской скрутил папиросу из отличного табаку Книдже, за око которого в Адрианополе он заплатил три лиры и предложил хозяину. Тот раза два затянулся, сказал: «хорошо, но подожди», побежал в хату и вернулся с пачкой табачных листьев в руке, доской и коротким широким ножом, крепко сдавил листья в ладони левой руки, нарезал их тонкими слоями, скрутил папиросу и, подавая ее Шаховскому, сказал: «Спии теи». И, несмотря на грубость резки, Шаховской признался, что этот табак еще лучше его Книдже.

В одной из разведок мой конь, англо-донец, отличавшийся своей смелостью и выносливостью, при поисках в сплошном дубняке порезал ногу настолько сильно, что с большим трудом удалось довести его до нашей деревни. При обследовании выявился разрез до кости у самого венчика. Ветеринар признал лошадь пропавшей, что меня глубоко огорчило, тем более что у меня кроме нее были только две маленькие местной породы лошадки, обе хорошие, но совершенно не соответствовавшие моему росту.

Я позвал нашего хозяина и просил его уступить мне часть его луга, на котором могла бы пастись моя лошадь и сказать, сколько это стоит. Подумав, он назначил цену в два рубля и когда я на нее согласился, добавил, что пока лошадь не может двигаться, он в ту же цену будет давать подводу для подвоза травы. С грустью ходил я навещать моего коня, не становившегося совершенно на больную ногу. Раз застал около него старого вахмистра третьего эскадрона, который мне доложил:

– Я осмотрел ногу, очень тяжелый порез. Ветеринар считает лошадь пропавшей, а я смогу ее вылечить, доверьтесь старому вахмистру и нашему народному средству.

И тут же назвал это средство. Я просто остолбенел и ни за что не соглашался. Но он настоятельно просил, уверяя, что ручается за излечение. Я сдался.

Назвать это средство я прямо не могу, скажу только, что оно состояло из совершенно необычайно горячих припарок с солью и через три недели рана зажила, лошадь выздоровела и я на ней ездил еще в течение двух лет, а продал ее в Константинополе только из-за трудности содержания.

Жизнь с отрядом внезапно порвалась.