От А до Я. Избранные рассказы русских писателей - стр. 15
Епифана совсем не туда тянет. У него склонность к промыслу, к торговле, к толковому обхождению с деньгами. И не так, что в «ламбар» положил, да и отрезывай «купончики», а так, чтоб своей собственной головой из одной копейки сделать пять и десять в один год.
Устинья, при всей его сдержанности, поняла это, и в ее голове стали роиться мысли все вокруг того, как бы Епифана привязать к городу окончательно. Деревенские порядки ей были довольно известны. До тех пор, пока ты в крестьянском обществе числишься – ты закрепощен. Захочет общество, и откажет тебе в высылке вида, и могут тебя туда по этапу прогнать. Надо Епифана совсем освободить, чтоб ни староста, ни волостной писарь, ни старшина, ни мать, ни – главное – жена, не могли держать его в зависимости от деревни.
Спрашивает она его в тот самый день, когда сама на бешамеле чуть было не запнулась:
– Епифаша, а коли бы у тебя теперь в кармане до тысячи рублев было, ты нетто остался бы в крестьянстве?
Он на нее сначала поглядел, по-своему, снизу, из-под длинных ресниц:
– И в деревне можно, по нынешнему времени, многим займаться, – уклончиво ответил он.
– Однако ты городской, по всему. Ежели б, например, к мещанскому сословию приписаться?
– Даром никто не выпустит. Что ж о пустом говорить!
Слово «пустое» ее даже обидело. Епифан как будто не мог сдержать досады: «И зачем-мол ты меня только дразнишь, а серьезного ничего в моем положении не изменишь!»
Это задело ее. И захотелось ей сейчас же доказать ему, что она не на ветер говорит, а если б он не ежился и прямо ей свои все сокровенные желания выложил, она бы освободила его от деревни, от мира, от жены постылой.
С жены Устинья и начала.
– Ведь я, до сих пор, не знаю, Епифан, – заговорила она, степенным, почти суровым голосом, – в каких ты чувствах к своей фамилии? Может, ты так только говоришь, а, между прочим, для тебя твоя баба – большая привязка, и ты от нее и по доброй воле не отойдешь.
– Куда же я отойду? Да и зачем? Пока по городам буду жить, кто же меня станет тревожить?.. Там ведь тоже деньга-то нужна, а от меня идет хорошая благостыня.
– Однако баба твоя – на ногах. Детей у вас нет. Мать умрет, она и пожалует самолично, под тем предлогом, что ей хозяйничать не над чем, а здесь она хоша в стряпухи на извозчичий двор пойдет.
– Без моего разрешения этого не будет, – спокойно заметил Епифан.
– Все-таки! Вот видишь, Епифаша, – она продолжала уже гораздо мягче, – твою судьбу я бы с великой радостью устроила. Только надо, чтоб уж никто тебя из деревни не беспокоил.
И они начали разговаривать по душе тихо-тихо. Кстати и в доме-то никого не было, кроме детей с гувернанткой, да больной их тетки, а горничные шили в комнатке, около передней. Устинья прямо его допросила, сколько это будет стоить, если б, в самом деле, выйти из крестьянского сословия. Он начал соображать и сказал ей приблизительно сумму. Надо будет землицей своей почти что совсем пожертвовать. Это бы еще не Бог весть, какая потеря, но, по его рассуждению, выходило, что не стоит это делать. Были бы только «настоящие» деньги – кто ему мешает, чем хочет, заниматься в Питере: в артель поступить, торговлю открыть, даже и в гильдию записаться?