Островский. Драматург всея руси - стр. 3

Островский примыкал к славянофилам и просвещенным консерваторам, хотя никогда не занимал крайних позиций. Но самым ревностным его поклонникам стал западник и революционер, литературный критик Николай Добролюбов. Он увидел в театре Островского «пьесы жизни». Драматург был амбициозен, на критику обижался и не умел дипломатично скрывать своих эмоций. Ведь он считал себя ни много, ни мало, русским Шиллером. В его письмах часто можно встретить жалобы такого рода: «Если собрать всё, что обо мне писали до появления статей Добролюбова, то хоть бросай перо. И кто только не ругал меня? Даже Писарев обозвал идиотом. От ругани не избавится ни один драматург, потому успех сценического деятеля заманчив и вызывает зависть».

После вереницы пьес про московских и волжских купцов, на пике славы, он нашел в себе силы писать по-новому. Менялись поколения, менялись люди – к ним нужно было подбирать ключи. У Островского это получилось. «Бесприданницу» он называл «пьесой нового сорта». Почему? Великие реформы Александра II преобразили Россию. Нет, они не сделали империю и ее подданных счастливее, но изменили разительно. Исчезали – особенно в столицах – длиннобородые купцы старого образца. Все состоятельные люди старались вершить свои дела не только в Нижнем Новгороде и Москве, но и в Берлине, Париже… А бытие определяет сознание. Изменились не только моды, не только образ жизни, но и характеры. По-другому закрутились деньги. По-другому мыслили дельцы – потомки тех самых староверов-купчин.

Пьеса надолго стала основой русского репертуара. «Бесприданницу» до сих пор в России знает каждый – хотя бы по фильму «Жестокий романс». Как и другие «поздние» шедевры Островского – едкая «На всякого мудреца довольно простоты» и несколько сентиментальная «Без вины виноватые», и «Лес» с ее прославлением актерского бескорыстия. Он ухватил стиль почти капиталистической (но во многом еще феодальной!) России, в которой смещались иерархии, традиции превращались в пыль, и ломались судьбы. Поэтому в советское время пьесы Островского любили, но воспринимали их, как картины далекого прошлого. А в наше время они зазвучали злободневно. Стало больше купли-продажи, да и о ростовщичестве и олигархическом барстве мы теперь тоже знаем не понаслышке. Ну, а русская речь, которую воспроизводил Островский на сцене – живая, ироничная – так и остается эталоном на все времена.

Мода переменчива. В последние годы жизни Островский уже не царил на русской сцене. Он всегда был самолюбив – и не мог с этим примириться. Однажды постаревшего драматург спросили: почему вас давно не видно в театрах. Островский грустно ответил: