Остров Робинзонов - стр. 39
Жанна указала ему рукой на лагуны, опоясывавшие лес.
– Вот куда стекает вся вода, милый Жан. Таким образом объясняется присутствие болот под здешним жгучим солнцем.
Девушка хотела продолжать свою лекцию, но удивление, смешанное с испугом, отразившееся на лице брата, заставило ее умолкнуть.
– Что с тобой, Жан? Что такое ты там рассматриваешь? – воскликнула она.
Он схватил ее за руку и с лихорадочной поспешностью указал на один из берегов ручья.
– Вон там! Вон там! Погляди!
На влажной земле ясно виднелись парные следы, отпечаток подошв босых человеческих ног, сохранившийся на песке. Судя по размерам, то были следы женщины или ребенка. Мало того, они не могли принадлежать белому. Ступня была широка, пятка точно раздавлена. Чересчур развитой большой палец указывал на свою принадлежность лицу, привычному к продолжительной ходьбе, и даже служил характерным признаком целой расы, известной своею неутомимостью. Короче – то был след индейца.
С минуту молодые люди молчали, подавленные волнением.
То же самое должен был чувствовать Робинзон на своем уединенном острове, когда увидел отпечаток человеческой ноги на песке. Такая аналогия, конечно, припомнилась впоследствии Жану и его сестре, но в данную минуту им было не до сравнений. Они даже не могли сразу опомниться после сделанного ими открытия.
Действительно, эти следы босых ног наводили на всевозможные предположения. Прожив целый месяц на пустынном берегу, дети не встречали здесь ничего, намекавшего на присутствие человека. Это давало им повод думать, что они совершенно отделены от остального мира и покинуты на произвол судьбы. И это полное уединение, приводившее их в отчаяние несколько часов назад, было для них, тем не менее, спасительным, служило им порукой безопасности.
И вот им пришлось внезапно лишиться этой успокоительной иллюзии, отказаться от уверенности, что они одни.
Кроме докучливых насекомых, летучих мышей, змей, кайманов и тигров отшельники поневоле встречали теперь на своем пути человека, самое вредное и лютое из всех живых существ, когда оно следует только своим инстинктам, когда никакое религиозное или нравственное влияние не обуздывает его страстей.
Молодые люди вернулись на корабль, сильно встревоженные такой неожиданностью. Чего следовало им ожидать от своего открытия? Хорошего или дурного? Хорошее представляла встреча с каким-нибудь европейцем или даже с индейцем, которого уже коснулась цивилизация и заставила его утратить свою природную жестокость; дурное же заключалось в возможном столкновении со свирепыми дикарями, хуже первобытных караибов, которых встретили Кабраль или Бартоломео Диас и которые по ненависти к просвещению заимствуют у него только средства больше навредить белым.