Остров обреченных - стр. 12
– Который со временем может стать во главе церкви всего королевства.
– Соединяя этот пост с должностью первого министра Франции, – вполголоса, вкрадчиво, как бы размышляя вслух, уточнил Готье. – И будем считать, что наша беседа внесла полную ясность и в те отношения, которые предшествовали встрече, и в те, которые станут определяться уже после вашего прибытия в Новую Францию.
Разговор был исчерпан. Адмирал чувствовал, что должен еще раз поблагодарить аббата и попрощаться. Однако, опершись обеими руками о рукоять меча, он все еще медлил, что-то все еще оставалось невыясненным для него, что-то заставляло не торопиться с уходом.
– Понимаю, адмирал, вас интересуют мои отношения с вашим братом, пэром Франции и приближенным короля, герцогом Николя де Робервалем.
– В том-то и дело, ваша святость. Насколько мне известно, в последнее время ваши отношения резко обострились. Более того, вас считают непримиримыми врагами.
– Именно так и считают, – все с той же иезуитской невозмутимостью признал личный секретарь короля. – И, не скрою, это мешает мне, поскольку, зная о нашей вражде, все мои враги – даже те из них, которые терпеть не могут ни вас, ни вашего брата, – начинают группироваться вокруг него, что, в свою очередь, дает королю возможность, принимая те или иные решения, выбирать между «партией Готье» и «партией Робервалей». Вот почему мне и в самом деле понадобится ваша поддержка, чтобы сделать ту единственную карьеру, которую я, несомненно, способен сделать, и к которой тянется моя душа – то есть церковную.
– Почему же вы не попытались помириться с моим братом?
– Вы же прекрасно знаете, что это невозможно.
– Признаю, характер у Николя еще более вздорный, нежели у меня.
– Характер Робервалей… – едва заметно ухмыльнулся аббат. – Это у вас наследственное. Ни одного из вашего рода ни достаточно сдержанным, ни, уж извините адмирал, достаточно благоразумным не назовешь. Вот в чем вам никак не откажешь, так это в безумной храбрости.
Услышав о храбрости, адмирал, который уже готов был вспыхнуть, как-то сразу присмирел и успокоился. Признание храбрости было высшей похвалой, в обмен на которую Роберт де Роберваль готов был простить признавшему ее любую дерзость.
– И все же вам следовало бы предпринять хоть какую-то попытку привлечь на свою сторону этого одного из влиятельнейших пэров Франции.
– А я и предпринял, – осклабил свои, на удивление, белые зубы тридцатипятилетний аббат. – Вначале посоветовал королю дать вам, брату моего яростного, но приближенного к монарху противника, чин адмирала и назначить его командующим эскадрой. И у короля не было причин возражать против подобного назначения, которое, к его великому удивлению, не только не давало очередного повода для столкновений между партиями Готье и Роберваля, – а они уже порядком надоели монарху, – но и примиряли их. Затем предложил назначить вас командующим эскадрой, которой предстоит заложить основы зарождения Великой Французской империи.