Остров мертвых. Умереть в Италбаре - стр. 12
Пока я с ним разбирался, пурпурные попугаи принялись выкрикивать мое имя, а змея едва не проползла на борт.
Я нашел аварийный рычаг и дернул за него.
– Хватит! Черт бы вас побрал! – крикнул я. – Я улетаю! До свиданья! Я вернусь!
Сверкали молнии, гремел гром – начавшаяся в горах гроза направлялась ко мне. Я разблокировал люк.
– Очистите площадку! – завопил я и захлопнул его.
Потом задраил, подбежал к сиденью пилота и запустил все системы.
На экране я увидел, что животные расходятся. Мимо проплывали лохмотья тумана, и я услышал, как о корпус разбиваются первые капли.
Я поднял корабль, и вокруг меня разразилась гроза.
Я взлетел над ней, покинул атмосферу, ускорился, вышел на орбиту и задал курс.
Так бывает всегда, когда я собираюсь покинуть Покой, и поэтому я каждый раз пытаюсь улизнуть, не прощаясь с планетой. Но это еще ни разу не сработало.
Что ж, приятно знать, что кому-то ты нужен.
В положенный момент я покинул орбиту и унесся прочь от системы Покоя. Несколько часов после этого меня подташнивало, а руки то и дело начинали трястись. Я слишком много курил, и в горле у меня пересохло. Дома, на Покое, всем заведовал я. Но теперь мне снова предстояло выйти на большую арену. На мгновение мной даже овладело желание повернуть назад.
Но потом я вспомнил о Кэти, и Марлинге, и Рут, и давно покойном карлике Нике, и своем брате Чаке, и продолжил путь к точке фазового перехода, ненавидя себя.
Это случилось внезапно, сразу после того, как я вошел в фазу, когда корабль управлял собой сам.
Я начал смеяться, и меня захлестнуло ощущение безрассудства, совсем как в былые времена.
Какая разница, умру я или нет? Ради чего такого важного я жил? Ради изысканных яств? Ночей с куртизанками-контрактницами? Чепуха! Рано или поздно Токийский залив заполучит нас всех, и я знал, что со мной это тоже однажды случится, что бы я ни предпринимал. Лучше уж быть унесенным, преследуя хотя бы отчасти благородную цель, чем прозябать, пока кто-нибудь наконец не изыщет способ прикончить меня в постели.
…И это тоже была фаза.
Я начал нараспев произносить литанию на языке, который был старше всего человечества. Я делал это впервые за долгие годы, потому что впервые за долгие годы почувствовал, что достоин.
Свет в кабине как будто померк, хотя я был уверен, что горит он так же ярко, как и всегда. Маленькие индикаторы на панели передо мной отдалились, обернулись искрами, обернулись поблескивающими глазами зверей, наблюдавших за мной из темного леса. Мой голос начал звучать как чужой, и благодаря какой-то прихоти акустики доносился теперь откуда-то издалека. Я мысленно двинулся ему навстречу.