Остров - стр. 11

– А в спальне, представь, больше никого нет. Так что сегодня у нас будет тайная вечеря пострадавших. Никто не помешает.

Увидев фотографию сына в морской форме, она всплеснула руками.

– Смотри, Нинка, какого красавца-сына он выростил и нам его не показывает. Нехорошо это, не по дружески! Обещай сейчас же, что позовёшь, когда он приедет.

Она принадлежала к числу тех женщин, отказать которым было чрезвычайно трудно. На любой роток она могла накинуть платок, переспорить, навести на нужные ей мысли, возбудить, настоять на своём и отправить на подвиги. Всякий разумный мужик, видя такую мягкую, но мощную силу и напор, вынужден был её подчиняться. Это их и губило. Подчинив, она их переставала уважать. Ей нужен был ненормальный, сумасшедший или просто герой, который мог бы её удивить, переломить и покорить. А таких пока не находилось. И это было ее ахиллесова пята…

– Вот не думал, что и ты пострадавшая!. Ты же любого в бараний рог свернёшь, и заставить служить себе, – поддел её Петрович.

– Да, пострадавшая! Вчера мы разбежались с моим гражданским мужем. Слабак он, а ещё ерепенится, и выделывает из себя героя…

Петрович усмехнулся и не стал дальше расспрашивать.

Они быстро соорудили лёгкий ужин. Огурцы, помидоры, сыр, колбаса… Нашлась у Петровича и бутылочка коньяка, увидев которую Майя захлопала в ладоши.

– Нет, нет! Не подумайте, что я алкашка, но у меня сегодня печальный день – я снова стала одинокой. Поэтому рюмка коньяка не помешает. Да и Миша меня утешит, правда? Она засмеялась… – Словом, словом… А ты что подумал?

– Да куда мне! Вот бы лет на пятнадцать-двадцать раньше, я бы не только словом.

– Не прибедняйся. Ты, может, душой стар, умом мудр, а телом ещё хоть куда… Просто у тебя давно не было хорошей женщины… Массажистки. Желательно тайской. Не спорь со мной! Я знаю, что говорю.

– А вправду, ребята, когда человек становится бесчувственным? Когда ему становится всё равно, гладят его или нет? – вдруг спросила Нина.

Она после рюмки коньяка порозовела, а задав такой вопрос, раскраснелась ещё больше.

Отвечать взялась Майя. Держа в левой руке рюмку, она подняла палец правой вверх.

– Чувствительность сохраняется, девушка, до самой смерти. Но… есть просто чувствительные места, а есть чувственные и особо приятные. Этому меня научил он…

Её указательный палец нацелился на Петровича.

– Он знает, как можно вызвать бурю чувств даже, я извиняюсь, у евнуха и у столетней бабки… Под его руками ты сама взорвёшься… Он знает какие-то японско-китайские приёмчики. Но, подозреваю, – она снова подняла палец вверх, – что такие же ощущения никто не дает ему самому. Подозреваю также, в этом виновата она… Её красивый палец на этот раз почти уткнулся в портрет Лены на стене. – Он тоже несчастный человек. Как и мы с тобой, Нинка. Так выпьем же за нас всех несчастных! А ты, – она вновь уставилась на Петровича, – колись и расскажи без утайки что и как про неё, свою бывшую…