ОстротА. Записки русского бойца из ада - стр. 24
Время от времени неподалеку от нашего убежища что-то пролетало, однако что-либо сделать на звук, не покидая укрытия и не раскрывая своего положения противнику, было невозможно. Начинало казаться, что это дежурство с пушкой в прихожей полуразрушенного помещения – достаточно бестолковое занятие. Один раз я попробовал подняться на заваленную деревянную лестницу, что вела на второй этаж, и начать давить находящийся неподалеку вражеский квадрокоптер, однако висящий прямо над дачным домиком дрон успешно свалил в неизвестном направлении, когда я пытался разобрать заглушаемый звуком пушки стрекот пропеллеров. Что же, не очень-то и хотелось. Сколько вас таких еще повиснет над нашими головами? Кого-нибудь да приземлим, вызвав тем самым у вражеских операторов приступ неконтролируемой ярости, смешанной с обидой и огорчением.
Тем временем в прихожей появился Муха. Он уселся на оставшиеся незаваленными ступеньки и закурил, положив тем самым начало достаточно стандартной, но при этом интересной фронтовой беседе. Небольшими штрихами к образу медика Мухи, которого я ранее знал исключительно шапочно, так как нам приходилось пересекаться в казарме отряда, стало то, что он по гражданской профессии является ювелиром и даже делал перстень для командира одного из отрядов, в котором мне ранее приходилось воевать, Алабая. Но то, что мы за несколько минут смогли найти общих знакомых, вовсе не удивительно. Есть даже такая поговорка, что если два военных за двадцать минут разговора не смогли назвать людей, с которыми оба пересекались, значит, один из собеседников – шпион.
В этой прихожей шпионов не было. Я, доброволец марта 2022 года, оказался в одной прихожей с добровольцем, который воевал с самого начала. Но еще до этого он играл роль харьковского повстанца и представлял собой часть русского движения этого города.
– Арестовывали меня эсбэушники много раз. Заперли опять, вызвали на допрос, а я смотрю на него и говорю: «Вот сейчас я в наручниках, а ты при погонах. А все же может измениться в любой момент».
Было понятно, что эту историю Муха рассказывал уже далеко не в первый раз, но он, скорее всего, каждый раз переживал ее заново. Лицо его было сосредоточено, голос – груб и смешан с ликованием. Он и тогда представлял, как сотрудник Службы безопасности Украины сидит перед ним, закованный в кандалы, он представлял это и сейчас. И пусть, что до взятия Харькова еще очень далеко, а сейчас рядом с нами всего лишь ставший обгоревшей крепостью Угледар и его уничтоженные предместья. Не могу даже представить, что чувствует человек, родной город которого захвачен противником, и который мечтает о его возвращении, а воюет при этом за какой-то малоинтересный ему клочок земли. Наверное, тоже и злобу, и некую долю отчаяния, и толику надежды, что он все-таки окажется в том подвале, где уже бывал ранее, и в этот раз погоны будут на нем.