Остракон и папирус - стр. 31

– Успеется, – беспечно отмахнулась Поликрита.

Геродот не удержался:

– А правда, что менады разрывают зубами живых зверей? Диониса ведь не зря называют Оместис – пожиратель сырого мяса… Значит, и менады – тоже омофаги.

Саммеотка снова засмеялась:

– Конечно, нет… Ты сам попробуй укусить свежую баранью голень или лопатку. Зубы не сломаешь, но рвать будет трудно. Так откушенный кусок еще и проглотить надо. Сырое мясо, сырая кровь… Тут уж точно вырвет. А у живой лани еще и шкуру прокусить надо. Про медведя я уже не говорю… Это все Эврипид придумал в своих «Вакханках», чтобы нагнать жути. Хотя жертвы мы тоже приносим – овцу или свинью, козла, кроликов… Таких животных, которых в горы легко загнать или затащить на руках… Если архонт раскошелится, можно и телку забить… Сжигаем только то, что нельзя пожарить и съесть. В лесу ночью аппетит волчий.

Она шутливо клацнула зубами.

– Но вино во время вакханалии точно рекой льется, – заметила Дрио.

– Верно, – согласилась Поликрита без тени смущения. – Дорога к буйству уставлена кубками с вином. На этой дороге гремит музыка, звучат восторженные песни, а ноги отбивают бешеный ритм пляски… Вино опьяняет, освобождая темные силы, которые есть в каждом человеке, при этом очищает, омывает душу… В экстазе дозволено все, поэтому трагед может плакать, а может смеяться. Может скорбеть о тленности жизни, об осеннем увядании природы, а может радоваться ее весеннему пробуждению и избытку сил в своем теле…

– Так Дионис вам является? – с замиранием в голосе спросил Геродот.

Поликрита решила подыграть:

– А то! Но его ведь так просто не распознаешь… Он в каком угодно образе может явиться – быка, льва, змеи, кабана… Или медведя. Тут уж лучше сбежать, потому что вдруг медведь не Дионис, а… медведь. Или обернется красивой девушкой… Вот ты сейчас со мной разговариваешь, а ты уверен, что я – это я?

Она насмешливо посмотрела на галикарнасца. Тот потупился, однако про себя подумал: «Эта саммеотка знает себе цену». Дрио с Иолой непринужденно рассмеялись.

– В Галикарнасе карийцы приносят бескровные жертвы Дионису. Все проходит чинно и без буйства… Хотя есть в Карии одно место, про которое говорят, будто там даже человеческие жертвоприношения совершаются – Солимские горы… Туда весной лучше не соваться… – сказала Иола, сморщив носик.

Потом спросила:

– Так в чем смысл дионисийского безумства?

Поликрита ответила не сразу:

– Вокруг столько несчастий: неурожаи, войны, болезни, бури… Человек слаб, поэтому душа замирает от ужаса перед могуществом богов. Содрогаясь, она преображается… Но это происходит через исступление. Мы достигаем блаженного восторга благодаря опьянению. Вакханка перестает быть собой… В каждой из нас бушует пламя Диониса. Вместо того, чтобы ходить, мы скачем. Не говорим, но выражаем себя через пляску… Во время праздника женщины Самоса вырываются из своих мрачных гинекеев, чтобы объединиться ради Диониса… Это единство не только друг с другом, но также с самой природой… Ведь Дионис – это вечно растерзываемый и вечно воскресающий бог. Так же, как природа каждый год то увядает, то возрождается… С окончанием зимы заканчивается власть Диониса, тогда в силу вступает светоносный Аполлон. Именно поэтому Великие Дионисии справляются ранней весной… И лучшего места, чем Керкетеусские горы, не найти.