Осторожно, триггеры (сборник) - стр. 32
– На Фейсбуке, ты имеешь в виду? Они общались со Скалли на Фейсбуке?
– Да, дорогой, вот это самое слово.
Я отхлебнул еще чаю, гадая, с кем же на самом деле угораздило столкнуться мою маму.
– Ты уверена, что это та самая Кассандра, которая висела у меня над кроватью?
– Конечно, дорогой. Она рассказывала, как ты ее водил в кино на Лестер-сквер, и как это было ужасно, когда им пришлось переехать в Канаду. В Ванкувер. Я спросила, не встречала ли она там моего кузена Лесли, он как раз эмигрировал после войны, а она сказала, что вряд ли, потому что, как оказалось, город довольно большой. Потом я ей напомнила про твой карандашный рисунок. Она, по-моему, в курсе всех твоих последних дел. Ужасно обрадовалась, когда я напомнила, что у тебя выставка открывается на этой неделе.
– Ты ей и об этом сказала?
– Ну да, дорогой. Подумала, ей будет приятно узнать. Она очень хорошенькая, – добавила мама чуть ли не мечтательно. – Кажется, занимается любительским театром или вроде того.
Потом мы благополучно перешли к доктору Даммингсу, который как раз вышел на пенсию (это наш семейный врач с незапамятных времен), а ведь он был единственный неиндус в околотке по этой специальности, и к тому, как это ужасно расстроило маму.
Той ночью я лежал в кровати в моей маленькой спаленке в мамином доме и так и сяк вертел в голове разговор. На Фейсбуке меня больше нет, и я даже думал, не зарегистрироваться ли снова, чтобы поглядеть, что там за друзья у Скалли, и не может ли эта псевдо-Кассандра быть кем-то из них, – но на самом деле там такая прорва народу, с которым я был бы счастлив больше никогда в жизни не встречаться, что я решил, а ну его все к черту. Если объяснение найдется, оно наверняка будет проще некуда. На этом я и заснул.
В «Маленькой галерее» в Челси я выставлялся на тот момент уже лет десять. Когда-то давным-давно у меня была всего четверть стены, а на ней – ничего дороже трехсот фунтов. Зато теперь – персональная выставка каждый октябрь и на целый месяц. Честно говоря, мне достаточно продать дюжину работ, чтобы обеспечить себя всем необходимым на год вперед, считая жилье и игрушки. Все непродавшееся оставалось в постоянной экспозиции, пока не продавалось, а продавалось оно стабильно к Рождеству.
Хозяева галереи, сладкая парочка по имени Пол и Барри, все еще звали меня «красавчиком», как двенадцать лет назад, когда мы только познакомились… и когда это вполне могло быть правдой. Тогда они щеголяли в цветастых рубашках с открытым воротом и золотых цепях; теперь, в зрелые годы, переоделись в дорогие костюмы и болтали все больше об акциях и фондовой бирже – по мне, так с этим они малость перегнули. Но общаться с ними все равно было приятно, особенно если видеться всего три раза в год: в сентябре, когда они заваливались ко мне в студию, поглядеть, над чем я там работаю, и отобрать картин для галереи; на выставке в октябре – торжественное открытие, тусовки, фуршеты; и в феврале, когда расплачивались за проданное.