Остаюсь оптимистом - стр. 43
Кажется, все шло хорошо, но это только на первый взгляд. Как молодой специалист я должен был прибыть к месту распределения и выполнять ту работу, которая будет поручена. Теперь надо было как-то уладить дела в прокуратуре края. Мою ситуацию облегчало то, что Мироненко вопрос о моем переходе на комсомольскую работу согласовал с крайкомом партии. Но я решил не обходить прокурора края и напросился к нему на разговор.
– Вы вправе решить, отпускать меня или нет. Но я прошу пойти навстречу моему желанию, – этими словами я закончил свое обращение к прокурору края В.Н. Петухову.
Об этой беседе я на другой день написал Раисе Максимовне так: «Со мной побеседовали и, обругав кто как хотел, согласились на мой уход в крайком комсомола».
В 50-х годах после суровых лет войны и восстановления молодая энергия, живой дух товарищества еще сохранялись в комсомольской среде. Но вся работа в комсомоле держалась на энтузиазме, и не так легко было сделать даже самое простое дело.
Приступив к работе в крайкоме, я старался как можно быстрее войти в курс дела, вникнуть в свои новые обязанности, побывать в местных организациях. Начались мои регулярные поездки по районам Ставрополья. До отдаленных пунктов надо было добираться на поезде или на попутных грузовиках, а внутри районов более всего пешком.
С первой же зарплаты (на руки – 840 рублей) пришлось купить кирзовые сапоги, другая обувь просто не подходила в условиях нашего бездорожья.
Еще более трудной в те времена для командировочных была проблема питания. Весь день на ногах, устанешь, проголодаешься, а поесть негде: закусочных, кафе, столовых, просто буфетов – ничего этого не было. Пожалеет, позовет к себе кто-либо из коллег или просто сельчан, угостит – стакан молока, кусок хлеба – и уже хорошо. А когда окажешься в гостях у кого-то из местного начальства, то это уже целое событие.
Еще большая проблема – ночлег. Гостиниц или домов приезжих в большинстве сел не было, разве что в районных центрах. И тут выручали ребята-комсомольцы: либо устраивали к какой-нибудь «тете Мане», либо приглашали в семью.
В каждой поездке завязывались все новые и новые знакомства, делались какие-то открытия. Узнавание людей, узнавание жизни в ее самом натуральном виде стало для меня главным.
В командировках впечатления буквально захлестывали меня. Хотелось поделиться с близким человеком, и я стал чуть ли не каждый вечер, когда оставался один, писать письма Раисе Максимовне в Ставрополь. Приходили они к ней, как правило, через неделю, а то и дней через десять, нередко уже после моего возвращения. Но иллюзию постоянного общения эта переписка создавала.