Оставаться собой - стр. 20
Погостив пару дней на Тверской, мы завалились к дяде Юре на 4-й Волконский переулок. Тоже коммуналка. Но там мы были как у себя дома. Дядя и мама дружили с юности, а мне он был вместо родного отца. Тика, жена его, маму очень любила, дядя познакомил их ещё до войны, когда женихался с Тикой, и они быстро подружились. Дядя Юра нас очень поддержал в войну, пересылая любимой тёте Лиде (он звал Лиду «тёкчик») свой денежный аттестат, потому что его мама баба Таня осталась в оккупации в Одессе и работала в румынской комендатуре, чтобы выжить. Если бы дознались, по тем временам расстрел, но как-то чудом обошлось. У дяди мы ели под водочку (взрослые) варёную картошку с солёным огурцом руками и чувствовали себя прекрасно.
Через три дня мама сказала:
– Пора ехать в Звенигород.
– Зачем? – удивился я. – Нам здесь так хорошо.
– Там тоже будет замечательно, красотища, недаром район называют «подмосковная Швейцария», в самом городе живёт родная старшая сестра И.А. (Деда) Лида, у неё гостит вторая сестра Вера, а в селе Шарапово в 12 км от Звенигорода постоянно живёт старший брат И.А. (Деда) Владимир, замечательный человек, он главный лесничий звенигородского района.
Вот мы и двинули с Белорусского вокзала на паровичке, ибо тогда линия ещё не была электрифицирована, до станции Звенигород, конец маршрута, тупик, как, впрочем, и сейчас. Вышли на пыльную площадь, совсем как у Гайдара в «Тимуре и его команде», и оказалось (для меня), что до города нужно пройти три километра, перейдя по мосту реку Москву. Она была тут в два раза у́же, чем в столице. Что такое для молодой мамы и одиннадцатилетнего пацана три километра? Пустяк, но при условии, что у вас нет двух набитых чемоданов и двух объёмных холщовых сумок и к ним двух-трёх увесистых сеточек с гостинцами.
Мама связала ручки чемоданов полотенцем, взвалила их на плечо наперевес, взяла две сумки в руки, я прихватил остальную поклажу, и мы потопали, потому что автобуса нужно было дожидаться час: пока мы чухались у вагона, тот, который пришёл к поезду, уже смылся. В дальнейшем я полностью оценил красоту звенигородчины, но в тот день мне было не до любования окрестностями.
Тётя Лида с тётей Верой встретили нас как кровную родню, и поскольку обе были народными учительницами (т. Лида здесь, в городе, т. Вера в Уфе), разместив нас, умыв и накормив, принялись сразу исправлять пробелы в моём образовании. Выяснив, что у меня неустойчивый почерк, я был посажен за прописи по чистописанию. Я ненавидел этот предмет, но тут уж прямо полез на стенку. Однако за неделю под их чутким руководством выработал вполне сносный почерк. Шестьдесят лет спустя мне не хватило такой железной воли с младшей внучкой Носей. Впрочем, её поколение уже разучилось писа́ть, они с бешеной скоростью тычут в свои гаджеты.