Остальные тридцать два. Полное собрание рассказов - стр. 34

– Слушай, Лысый, ты успокойся, ладно? Нам нужно узнать все прямо сейчас. У тебя несколько дней не будет машины, а нам вылетать завтра, так что для нас это не только интересно, но и важно.

– Я написал рапорт, – доложил Лысый. – Можете прочесть его на аэродроме. У них есть копия.

– Ну, хватит, Лысый, рассказывай.

– Рано или поздно расскажу, – изрек Лысый. Он несколько раз закрыл и открыл глаза, потом обратился к Элу: – Привет, товарищ Санта-Клаус. Рано или поздно расскажу. А вам всем, товарищи, остается только слушать.

И он начал:

– Это было необычно и прекрасно, – произнес он и выпил стакан шампанского.

– Короче, Лысый, – не сдержался один из летчиков.

– Я испытал глубокие чувства, – сказал Лысый. – Возвышенно-глубокие чувства. Наимерзейшие чувства.

– Поехали в Алкалу, – подал голос кто-то из летчиков. – Этот красномордый уже ничего не соображает. Или сыграем еще?

– Сообразит, – не согласился другой. – Просто он пока продувает моторы.

– Вы что, критикуете меня? – возмутился Лысый. – Вот она, благодарность Республики.

– Слушай, Санта-Клаус, – обратился Эл. – Так как же там было дело?

– Вы меня спрашиваете? – уставился на него Лысый. – Вы задаете вопрос мне? Вы когда-нибудь участвовали в боевых действиях, товарищ?

– Нет, – ответил Эл. – А брови спалил, когда брился.

– Не выпрыгивайте из штанов, товарищ, – съехидничал Лысый. – Я сейчас опишу эту необычайную и прекрасную сцену. Я, знаете ли, писатель, не только летчик. – В подтверждение сказанного он кивнул.

– Он пишет в газету «Аргус», которая выходит в Меридиане, Миссисипи, – пояснил летчик. – Причем беспрерывно. Они не могут его остановить.

– У меня писательский талант, – похвалился Лысый. – У меня свежее и оригинальное ви́дение. У меня есть газетная вырезка, которую я потерял, в ней именно так и сказано. Итак, я начинаю свое описание.

– Ну, наконец. Так как это было?

– Товарищи! Это неописуемо. – Лысый протянул свой стакан.

– Ну, что я говорил? – вздохнул летчик. – Он еще месяц ничего соображать не будет. Да он и так-то ничего не соображал.

– Ах ты, несчастный сопляк! – вскрикнул Лысый. – Ладно, слушай. Когда я сделал вираж, чтобы зайти над ним, я посмотрел вниз и увидел, что за ним стелется дым, но курс он держит, чтобы перелететь через горы. Правда, он быстро терял высоту; я пролетел над ним и дал еще очередь. Тогда ведомые еще были со мной; он накренился и задымил с удвоенной силой, а потом дверца люка открылась – и я словно заглянул в доменную печь; а потом они начали вываливаться. Я сделал полупереворот, спикировал, снова набрал высоту и посмотрел назад и вниз; они вываливались оттуда, как из горна доменной печи, стараясь спастись; над ними раскрывались купола парашютов, и они были похожи на великолепные большие прекрасные колокольчики вьюнков, распускающиеся утром, а самолет – на столб огня, какого вы никогда не видели; он падал кругами, кругами, а на фоне неба медленно плыли четыре парашюта невиданной красоты, а потом один из них загорелся по краям, и человек под его куполом начал падать быстрее; за ним-то я и наблюдал, когда вокруг засвистели пули, а за ними появились «Фиаты», пули и «Фиаты»…