Особое чувство собственного ирландства - стр. 28
19:45. Поклясться в этом не могу, но у меня в ушах выступают слезы. Музыка, судя по всему, загнала мне аппендикс за лобную кость, и уши заплакали. Дух мой окончательно сломлен. Если кто-нибудь остановит эту долбежку, я готов покаяться в том, что заварил Столетнюю войну, взять на себя полную ответственность за казнь Анны Болейн и сознаться в том, что это я стоял за погромом в Дрохэде[51].
19:50. А теперь еще и писать хочется. Но паника недопустима. Парень, сидящий впереди, только что сходил поговорить с водителем и возвращается в хвост салона. Слава всем святым. На борту есть туалет. Удержу лицо, пусть парень вернется на свое место. Потом подожду еще минут десять и вразвалочку прогуляюсь туда же.
20:00. Спускаешься по крутой лесенке в конце салона, и там две двери. На одной надпись «Запасный выход», ее открывать не надо. А на туалетной дверце нет ручки, и дверца решительно закрыта. Пытаюсь пролезть пальцами в щель, сую большой палец в дырку, где раньше была ручка. И тут вдруг думаю… а что если там кто-то есть, а я пытаюсь открыть дверь силой? Человек может перепугаться и откусить мне палец – и винить его будет не в чем.
20:05. Какой-то молодой человек говорит мне, что в туалете вообще-то никого, но чтобы открыть его, нужен официальный ключ, а он – у водителя. Перебираюсь по проходу вперед и спрашиваю у водителя, зачем, ради всего святого, чтобы пописать, нужен ключ? «Чтобы чересчур много народу туалетом не пользовалось», – отвечает.
20:10. Ключ чрезвычайно соответствующий. Выглядит как точная копия Т-образного ключа, каким сотрудники Комиссии по водоснабжению перекрывают воду в трубах. Ротозействовать, оказавшись в туалете, не приходится – надо делать поправку на постоянную смену положения. Я в шестибалльных штормах на траулерах у Гебридов, бывало, писал куда спокойнее.
20:15. Между Тирреллзпассом[52]и Дублином водитель согласился выключить музыку. Захотелось отдать ему все деньги и право собственности на мой дом.
Зов бетона
13:15. Влажный бетон словно подначивал меня. Чарующий девственный бетон у автобусной остановки. Гладкий и влажный, ни щербатинки, ни изъяна. «Ну же, Пат, слабó тебе! Напиши на мне свое имя». На остановке больше никого. Никаких свидетелей. Сердце заколотилось.
13:17. Пока был маленьким, я вел себя очень прилично. Худшее, что мог себе позволить, – постучать кому-нибудь в дверь и убежать. Однажды набрался настоящей дерзости и написал мелом на дорожке: «П. И. O А. Х.» Прямо у нее перед воротами написал. А она в ответ разбила мне сердце, написав рядом: «А. Х. O Б. Р.». Никогда не нравился мне Б. Р., но после этого я его просто на дух не выносил.